Айвазовский

Ованес Айвазовский.

Был бы очень рад, если Патриарх на страницах константинопольских газет также поместил благодарственное слово Эчмиадзинскому католикосу за то, что был расторгнут мой первый брак, благодаря чему я ближе стал к своей нации. К этой просьбе меня побуждает следующее: Вам известно, что мы (divorce[290]) не имеем и надо мною совершён обряд (exception[291]). Знаю, что католикос будет весьма обрадован, если поступит благодарственное письмо от Патриарха, почитаемого армянским населением, и от газет. Это нужно сейчас. Когда-нибудь при встрече расскажу»[292].

В приведённом письме Иван Константинович упоминает о своей тревоге, о том, что страшился «связать свою жизнь с женщиной другой нации», вероятно, вспоминая горькие переживания, связанные с его первым браком с англичанкой Юлией Гревс. Теперь же его избранница принадлежала к армянской национальности, как и он. Сорокалетняя разница в возрасте не помешала Ивану Айвазовскому и его невесте принять общее решение, кардинально изменившее жизнь обоих, — они обвенчались примерно через год после знакомства и вскоре отправились в путешествие по Средиземноморью. В том же году художник написал «Портрет Анны Саркисовой-Бурназян» (1882. Феодосийская картинная галерея). Образ молодой, утончённо красивой дамы с выразительным вдумчивым взглядом спокойно-мудрых глаз не может не запомниться. Лёгкий наклон головы и жест выдают её природную живость. Черты лица, как и белоснежное одеяние из тонких тканей, напоминают о национальном армянском колорите. И. К. Айвазовский говорил о том, что его супруга «ещё более сблизила его со своей нацией»[293]. Так трактуя её образ, Иван Константинович не приукрасил её внешность, не ошибся в душевных качествах, увидев в ней того преданного и чуткого человека, который останется с ним до конца его дней.

Наконец-то обретённая им спокойная и безоблачная семейная жизнь благотворно сказалась на творчестве. 1880-е годы для И. К. Айвазовского всё так же активны и насыщены свершениями и событиями. Иван Константинович продолжает работать над значимой для него с юных лет темой — воплощением образа А. С. Пушкина в соединении портретного и пейзажного жанров. Узнаём об этом из эпистолярного наследия художника — его письма В. П. Гаевскому:

«26 августа 1880 г. Феодосия.

Милостивый государь Виктор Павлович!

Любезное письмо Ваше из Пиренейских гор я имел честь получить и удивительно то, что письмо Ваше подали мне в то время, когда именно писал я Пушкина в Крыму. Я намерен был её (картину. — Е. С). послать в Москву, так как меня просили, но, получив Ваше письмо, я с большим удовольствием окончил её и рад сказать откровенно, что на этот раз удачнее, чем прежние пушкинские картины.

К первому октябрю картина будет в Петербурге и будет адресована прямо в Общество поощрения художников. Когда увидитесь с Д. В. Григоровичем, предупредите его, дабы место оставил у окна при хорошем свете, ежели не для картины Айвазовского, то ради Пушкина.

Я сам тоже приеду в начале ноября в Петербург, и придётся устроить отдельную выставку. У меня две громадные картины из открытия Америки.

По приезде в Петербург буду непременно у Вас. С истинным уважением имею честь быть Вашим покорным слугой

И. Айвазовский

Письмо это передаст мой родственник г. Качиени, весьма даровитый и достойный молодой человек. Он видел картину»[294].

В 1880 году в своём доме знаменитый маринист открыл выставочный зал, соединённый с основным зданием. Строительство велось по его проекту и под его наблюдением. Здесь картины Айвазовского, которые, по убеждению самого автора, не должны были покинуть родину, могли увидеть все желающие. Открытие состоялось 29 июля и было приурочено к дню рождения Ивана Константиновича. Площадь зала составляла 260 квадратных метров — внушительные размеры, особенно если учесть, что это была первая картинная галерея в Феодосии.

Итак, один из давних замыслов художника был завершён. 29 июля двери выставочного зала в Феодосии были распахнуты для всех желающих. На стенах просторного светлого помещения предстали монументальные и камерные полотна прославленного мариниста, многие из которых были известны по всему миру. Экспозицию он решил дополнить изваяниями великих сынов России, с кем был лично знаком, — образами А. С. Пушкина, М. И. Глинки, а также античной скульптурой. Такие фотографии центрального зала и ныне хранятся в фондах феодосийской галереи. О значении этого начинания И. К. Айвазовского не только для его родного города, но и для всей России позволяет судить то, что тогда на её территории существовали только два общедоступных музея: с 1852 года — Эрмитаж в Санкт-Петербурге и с 1862 года — Румянцевский музей в Москве. Даже такие известнейшие собрания, как Третьяковская галерея и Русский музей, стали доступны для посещения лишь в 1890-е годы.