Айвазовский

Такова была особенность склада его мыслей, его характера, души истинного романтика, свойственная многим творческим натурам, — его влекли путешествия, дороги, новые впечатления, встречи с людьми, яркие образы природы, дающие основу замыслам будущих картин. Но вдали от крымской земли и родной Феодосии он начинал скучать, жаждал вернуться еще сильнее, быть может, чем несколько недель назад — отправиться в путь. В предельно насыщенном для него событиями 1881 году живописец успел предпринять и поездку в Грецию.

Ивана Константиновича отличало искусство общения, совершенствующееся с годами, что было немаловажно и в путешествиях и во многом объясняет его успехи на самых разных жизненных поприщах. Он неизменно находит правильный подход к представителям разных социальных слоев — от особ императорского дома до простолюдинов. Так же непринужденно художник чувствовал себя в обществе выдающихся современников, в том числе художников, например И. Н. Крамского, которому в начале 1880-х годов позировал для живописного портрета.

Несомненно, что прославленный маринист и выдающийся портретист были интересны друг другу. Их взгляды на искусство во многом не совпадали: первый — представитель уходящего в прошлое, как казалось многим, романтического стиля, второй — новатор, воспевающий критический реализм. Но общие черты этих незаурядных личностей оказались все же более существенны и не менее очевидны: их объединяли бескомпромиссная преданность искусству, профессионализм, исключительная работоспособность, жажда созидательной общественной деятельности и самостоятельность — привычка полагаться только на себя, свои силы и талант. Айвазовский ценил плодотворные усилия Крамского по созданию Артели художников в Петербурге, Общества передвижных художественных выставок. Крамской видел в Айвазовском в своем роде мецената — основателя Феодосийской картинной галереи, готового и далее служить на благо городу. Правдоподобно мнение, что Иван Николаевич сначала был довольно скептически настроен по отношению к феодосийскому художнику, но позднее говорил о нем уже совсем иначе: «Не передвижник, зато подвижник»[300], особенно высоко оценивая картину Айвазовского «Черное море». Оба художника уважали талант и личностный масштаб друг друга.

Известно, что Иван Крамской трижды писал своего тезку — Ивана Айвазовского. Как совпадали их имена, так близки оказались и взгляды на общественное служение художника. Самый ранний портрет Айвазовского кисти Крамского не датирован, но его создание, несомненно, относится к началу 1880-х годов. Это образ художника в расцвете таланта: маринист предстает с карандашом и папкой для бумаг в руках, общественный статус Ивана Константиновича подчеркнут элегантным костюмом, тщательно уложенными волосами, а прежде всего, уверенным проницательным взглядом в сочетании с ироничной улыбкой.

В тот же период, а точнее в 1881 году, Иван Николаевич Крамской создал еще два образа мариниста. И это ли не подтверждение того, насколько важна, а вероятно, и сложна модель для портретиста? Оба изображения относятся к типу психологического портрета. Но их выразительность, глубина трактовок различна. Одна из картин, впервые представленная Крамским на IX Передвижной выставке 1881 года в Санкт-Петербурге, относится к типу поясных портретов и дает точное представление о внешнем облике изображенного — худощавое лицо с тонкой сетью морщин, седоватые бакенбарды. При этом внутренняя жизнь, настроение остаются затаенными, скрытыми для зрителя, о них можно только догадываться. Некоторые критики оценивали эту трактовку как неудачную: «Оставаясь тонким мастером в передаче внешнего портретного сходства, Крамской не достиг той глубины выражения внутренней сущности человека, своеобразия его характера, которые были присущи его лучшим произведениям»[301].

Действительно, душевное состояние феодосийского художника словно скрывает невидимая маска. Вероятно, таково намеренное решение образа, которое не является творческой неудачей. Известно, как работал над портретами Крамской. Он, как и Айвазовский, с предельной требовательностью относился к себе, к результатам своих художественных работ. Ритм его жизни оставался всегда насыщенным: рано вставал, уходил на краткую утреннюю прогулку, а затем, вернувшись в мастерскую, часами, а часто и весь день, едва ли не до темноты, писал и рисовал.