Такое письмо, интереснейший документ эпохи, образец эпистолярия, является ценным дополнением к биографическому портрету Ивана Айвазовского. Эпистолярное наследие художника словно оживляет этот портрет тонкими, особенно характерными штрихами, позволяет нам услышать голоса эпохи. В данном документе важно подчеркнуть упоминание имени Л. Ф. Лагорио — первого ученика Ивана Константиновича, близкого ему по духу и творческим устремлениям. Лев Феликсович также родился и вырос в Феодосии, здесь же окончил гимназию. Он происходил из семьи купца, негоцианта, вице-консула Королевства обеих Сицилий, принадлежавшего к масонским кругам, Феликса Лагорио (1781–1857). Иван Айвазовский покровительствовал своему земляку, обучал его мастерству живописи и рисунка, основам построения композиций. Во многом благодаря именно его покровительству, а также содействию губернатора Таврии А. И. Казначеева Лагорио поступил в Санкт-Петербургскую академию художеств, где успешно прошел весь курс обучения под руководством А. И. Зауервейда, М. Н. Воробьева, а позже Б. П. Виллевальде. В определении начинающего мариниста именно в класс Александра Зауервейда, бесспорно, сказалось влияние Ивана Айвазовского. Приведенные факты ясно свидетельствуют, насколько сочувственное, внимательное отношение к начинающим художникам было свойственно прославленному маринисту. Помня о том, как непросто он начинал свой профессиональный путь, Иван Константинович в течение всей жизни стремился оказать поддержку тем, кто был ее достоин. Кроме того, подготовка Лагорио к поступлению в Академию стала его педагогическим дебютом, и с этой ролью он также справился успешно.
Его необыкновенная трудоспособность, постоянное душевное горение, насыщенность общественной и творческой жизни не могут не поражать. При этом он находил время для общения с семьей и друзьями, для знакомства со многими выдающимися современниками, среди которых нельзя не упомянуть Виссариона Григорьевича Белинского. Спустя около полувека в одном из писем своему первому биографу и автору первой книги о нем, литератору Н. Н. Кузьмину Иван Айвазовский с проникновенностью, уважением и сочувствием к Белинскому вспоминал: