Айзек и яйцо

Может быть, Айзек Эдди – робот? Может быть, настоящего Айзека похитили и заменили бесчувственной машиной, которая теперь, в режиме энергосбережения, сидит здесь, в его гостиной, на его диване? Может быть, то, что сидит на диване напротив, имеет непосредственное отношение к происходящему? Раньше Айзек считал свою жизнь романтической комедией, потом она превратилась в трагедию, теперь же он понимает, что оказался в фильме ужасов. Только вот ужас, невинно хлопающий глазами по ту сторону грязного журнального столика, не выказывает даже малейших признаков дурных намерений. Он просто… здесь. Айзек не чувствует необходимости искать этому причины, предпочитая киснуть на диване со стабильно однопроцентным зарядом. А за вечно закрытыми жалюзи без устали всходит и заходит солнце – как и всегда. Айзек не знает, будние сейчас или выходные, утро или уже за полдень. Биологических часов у роботов нет, а встроенный компьютер, который должен отсчитывать минуты, неисправен, как и все остальные системы Айзека.

Айзек – робот, и вот доказательство: его лицо больше всего походит на натянутую серую маску с красными глазами и кривой прорезью на месте рта – сейчас он напоминает нечто среднее между Железным Человеком[8] и Стальным Гигантом[9]. А вот еще одно подтверждение: он больше не плачет. Прошлую неделю он провел в раздрае, беспрерывно рыдая и всхлипывая, но, проснувшись этим утром, обнаружил, что все его чувства напрочь исчезли. Будто слезы просочились в коммутатор и вызвали короткое замыкание. Совсем недавно Айзек начинал плакать, стоило ему увидеть туфли Мэри, неровным рядом выстроившиеся у входной двери, или флаконы ее духов, сгрудившиеся на раковине в ванной наверху. Он принимался реветь, обнаруживая в холодильнике сливочное масло со следами от ножа – окаменелыми отпечатками, некогда оставленными его Мэри. Да уж, ее никогда не смущали налипшие крошки. В груди Айзека болит разверстая дыра, как у Железного Дровосека. Дыра, которую расковыряли, как то масло, и заполнили желчью, пищевой содой и аккумуляторной кислотой. Только вот Железному Дровосеку повезло больше – для Айзека запасного сердца никто не предусмотрел. Вчера яйцо застало Айзека за рыданиями в том самом месте – на полу у холодильника. Отвращение к себе и смущение поджарили цепи его коммутатора. Айзек решил взять себя в руки – и отключился. Поэтому да, несомненно: Айзека Эдди заменили роботом. И сделал это не кто иной, как сам Айзек Эдди.

Айзек научился замирать. Если сидеть достаточно неподвижно и питаться черствым хлебом и однообразными кинолентами, можно притвориться, можно даже почти поверить, будто чувств нет. Как нет и самого Айзека. Если бы не белоснежные меховые росчерки, шныряющие на периферии зрения, и не мерное сопение, напоминающее дыхание плоскомордых мопсов, Айзек вполне мог бы игнорировать существование яйца. Словно догадываясь об этих его умозаключениях, яйцо не устает напоминать ему о своем присутствии. Маленькое любопытное создание ходит за ним по пятам – оно настигает Айзека даже в ванной. Его приближение всегда знаменуется уже привычным шлеп-шлеп-шлеп – звук шажков нарастает, выплескивается из соседней комнаты в коридор, и наконец в дверном проеме возникает запыхавшееся яйцо. А потом оно начинает кричать. После их знакомства в тот самый первый день приветственный крик стал для него своеобразной традицией – которую Айзек невольно и неизменно поддерживает. Многообещающе надвигающееся шлеп-шлеп-шлеп не помогает Айзеку подготовиться к появлению существа и его раскатистому верещанию – раз за разом его душа устремляется в район пяток, как и все, что он держит в руках, будь то зубная щетка, полотенце или холодная банка с фасолью. И да, он всегда кричит в ответ – и яйцу кажется, что он тоже его приветствует. Айзек пытается загнать эти вопли туда же, куда загнал рыдания, но особых успехов не достигает. Стальной Гигант ни за что не позволил бы себе испугаться чего-то размером чуть больше полуметра, но Айзек явно слеплен из более податливого материала.