Айзек и яйцо

Дальше все как в тумане. Уверенным движением заправского спецназовца Айзек размазывает по щекам соус песто. Существо танцует на винной стойке, скалкой разбивая бутылку за бутылкой. На полу разверзается ужасающее, беснующееся море красного вина. Айзек открывает холодильник, облизывает губы и решает провести посреди разноцветного порошкового облака импровизированный бейсбольный матч. Он прицеливается – и бросает банку майонеза в сторону существа. На прошлой неделе Айзек показывал яйцу «Поле чудес»[18], так что с правилами оно знакомо. Существо замахивается скалкой, успешно попадает ею по банке и с головы до ног уделывается желтоватой слизью. Судя по последующему «ооооооооо», оно собой довольно. Айзек подает бутылку кетчупа, и яйцо пробивает хоум-ран[19]. Потом в ход идут маринованные луковицы, консервированные лимоны и содержимое неприлично старого пакета картошки. Ударяясь о скалку, все эти снаряды взрываются, словно водяные бомбы. Брызги сока мягкого перележалого лайма разлетаются в опасной близости от глаз обоих игроков – и происходящее окончательно выходит из-под контроля.

Айзек отворачивается от пристально следящего за ним яйца и кричит. Существо немедленно начинает подвывать ему. Айзек бьет кулаком в стену, но на этот раз яйцо не спешит присоединяться. В отсутствие еды и бутылок, с которыми можно было бы поквитаться, Айзек принимается за себя. Его правый кулак врезается в твердую поверхность со звучным бум. В образовавшейся вмятине расцветает алая роза, но Айзек не чувствует боли. Он заносит руку для следующего удара. Бум. И еще разок. Бум. Айзек бьет в одно и то же место – снова и снова. Расползающаяся между кусочками потрескавшейся краски кровяная паутина разрастается с каждым новым ударом. Айзек бьет, кричит – и бьет снова. Бум. Бум. Бум. Он по-прежнему ничего не чувствует, несмотря на разбитые, опухшие костяшки изуродованных пальцев и крошащуюся под ними стену. Бум. Бум. Бум. Айзек останавливается только тогда, когда чувствует, что следующий удар станет последним либо для стены, либо для его запястья. Его тошнит. Он отшатывается от стены и, с явно сломанной, уже начавшей опухать рукой, падает на пол – в море «Мармайта»[20] и «Мерло».

В комнате снова воцаряется тишина. Громыхание этой бурной вакханалии явно сбило музыкальный настрой саксофониста – из-за стены не доносится ни звука. Айзек, вымазанный с головы до пят, сидит, прислонившись спиной к холодильнику, его запястье дрожит, пальцы раздулись от опухших ссадин и запекшейся крови. Комната, залитая разбрызганными соусами и приправами, напоминает картины Джексона Поллока[21]. Айзек замечает пробирающееся к нему яйцо – оно идет по щиколотку в винно-уксусной луже и походит на священника, шествующего по речному мелководью во время крещения. В глазах существа нет осуждения, как нет ни пятнышка на его белоснежном меху, несмотря на плещущееся вокруг пестрое болото из алкоголя, черничного варенья и кетчупа. Каким-то образом его пухлое брюшко не касается разлитой под ногами липкой жижи – оно будто парит над поверхностью. Айзек вспоминает похождения Иисуса, представляя его полуметровым яйцом с руками-ершиками. Он рассмеялся бы в голос, если бы ему не было так мучительно больно. Ну, хотя бы о телефонном звонке он не думает – большего ему сейчас и не нужно.

– Придется убираться по новой, – бормочет Айзек.

Яйцо замирает рядом с ним, его безвольные руки дрейфуют в алом океане помидорной пассаты и «Пино-нуар», как две аквапалки. Айзек чувствует, что должен извиниться перед ним или хотя бы сказать спасибо – правда, он понятия не имеет за что. Поразмыслив, вместо этого он молча протягивает изуродованную руку, водружает ее на макушку существа и неловко ерошит лохматый затылок. Это простое действие требует больше усилий, чем он предполагал, пальцы начинает щипать. В этот момент происходит нечто странное.