Айзек и яйцо

Дверь спальни со скрипом открывается. В комнату протискивается густое облако дыма. Яйцо выглядит так, как будто его обсыпали сухим льдом. Айзек кашляет, отплевывается, разгоняет дым руками. Различить маленький силуэт, застывший в темном дверном проеме, ему удается с трудом. Пожарная сигнализация продолжает пронзительно причитать: бип-бип-бип. Существо выжидающе буравит Айзека взглядом больших влажных глаз, не обращая никакого внимания на клубящийся вокруг дым. Оно держит что-то в руках и, кажется, хочет вручить это что-то Айзеку. Он едва верит своим глазам: похоже, существо принесло ему завтрак в постель. В некотором роде. Если бы тосты с фасолью готовил Айзек, он бы, скорее всего, поджарил хлеб, разогрел бобы и аккуратно положил все на тарелку. Чуть перца, щепотка соли, возможно, немного тертого сыра. Но яйцо все сделало по-своему – главным образом потому, что, по-видимому, сегодня утром у него был кулинарный дебют. Все то немногое, что оно успело узнать о человеческой пище, было почерпнуто им из наблюдений за рыдающим, неуклюже варганящим что-нибудь на скорую руку Айзеком. Нужно отдать яйцу должное, какую-то часть процесса оно запомнило. Оно прекрасно знает, что в деле замешан тостер. Не менее хорошо оно осведомлено о том, где найти фасоль. А еще оно явно понимает концепцию топпинга. Проблема возникла на этапе поджарки: существо вывалило тушеную фасоль на хлеб, целиком засунуло получившиеся бутерброды в тостер и запекло их. Много раз. Так как тарелок после их импровизированного турнира по фрисби в доме не осталось, яйцо вырвало вилку тостера из розетки и притащило загубленный завтрак наверх. Сейчас оно напоминает ребенка, сжимающего в руках игрушечную собачку на игрушечном поводке. Оно и само похоже на игрушку. На Ферби[30]. Или, может быть, на Гизмо[31]. Яйцо стоит в дверях спальни Айзека и гордо демонстрирует ему тостер, начиненный обугленным до черноты хлебом и густо измазанный спекшимся, пузырящимся бобовым соком. Липкие фасолины медленно скатываются по толстым желтым пальцам существа и по внешней стороне тостера, в конце концов приземляясь на устилающий спальню кремовый ковер. Некоторое время Айзек следит за их неторопливым скольжением, потом переводит взгляд на яйцо. Пожарная сигнализация все так же оглушительно верещит. Как хорошо, что хотя бы существо больше не порывается приветствовать его пронзительными визгами.

– Доброе утро, – наконец отваживается заговорить Айзек.

Существо непонимающе хлопает глазами и, поразмыслив, направляется к нему. Оно ковыляет через всю спальню и обходит кровать, торжественно сжимая в желтых ладонях испорченный тостер, как будто спешит преподнести ему подарок рождественским утром. Следом за ним по ковру ползет провод. Яйцо останавливается рядом с Айзеком: между кроватью и встроенными шкафами. С тем же выжидающим взглядом, что и раньше, оно разматывает руки и подносит тостер к лицу Айзека. Теперь, когда тостер завис прямо перед его глазами, ему удается получше рассмотреть последствия кулинарных экспериментов существа: черные как смоль, местами все еще догорающие ломтики хлеба; потрескивающую и лопающуюся, как попкорн, фасоль. Сам тостер раскалился настолько, что его серебристая поверхность зарумянилась до бронзового цвета. Он так и пышет дымом, словно паровой двигатель, способный привести в действие разве что истошно вопящую пожарную сигнализацию. Айзек понимает, что яйцо пытается всучить ему обжигающе горячий тостер. Айзек рассматривает явно асбестовые[32] пальцы маленького чудища, потом вскидывает руки – одна из которых в пару раз превышает нормальные размеры – и качает головой.

– Не могу, – объясняет он. – Слишком горячо.

Яйцо глубокомысленно кивает – и роняет угощение ему на колени. Айзек взвизгивает и подскакивает, бедрами подбрасывая тостер в воздух, – одеяло не способно уберечь от прикосновения раскаленного металла. Резким движением он хватает подушку и кидает ее на свои колени – сверху немедленно приземляется его упакованный в раскаленный металл завтрак. Неиллюзорная вероятность того, что на ногах останутся ожоги, беспокоит его несколько меньше вероятности возгорания наволочки. Айзек зажмуривается и изо всех сил дует на тостер. Потом опасливо приоткрывает один глаз. Убедившись, что пожара не предвидится, приоткрывает второй. Кажется, тостер начинает остывать, а его фасолевый камуфляж – впитываться в подушку. К счастью, он не схватил подушку Мэри – а другие его не волнуют. Пожарная сигнализация наконец умолкает, дым потихоньку рассеивается. Айзек с облегчением выдыхает и снова смотрит на яйцо. Твердое намерение отчитать его испаряется от одного только взгляда огромных щенячьих глаз. Айзек запинается. Яйцо кивает на тостер, а затем подтаскивает к мордашке покоящуюся на кровати ладонь и притворяется, будто кладет в рот еду, поразительно точно копируя движения Айзека, которые наблюдало накануне вечером на кухне. Надо сказать, на Айзека это зрелище производит некоторое впечатление.

– Уаб уоб, – произносит существо.