Айзек и яйцо

– Спасибо, – протягивает Айзек. – Выглядит очень вкусно, но…

– Уаб уоб.

– Просто я не то чтобы сильно голо…

– Уаб уоб.

Айзек понимает, что существо не примет отказа.

– Я не хоч…

– Уаб уоб.

– Я не смо…

– Уаб уоб.

– Я…

На этот раз Айзека обрывает не «уаб уоб». Существо хватает один из обугленных, пропитанных фасолевым соком ломтиков хлеба, снова разматывает длинную руку и впечатывает тост в лицо Айзека. Уже остывший бутерброд царапает его щеку, размазывая теплый соус по губам и ноздрям. Айзек не выдерживает и послушно открывает рот. Каким-то образом тост оказывается одновременно неприятно влажным и невероятно сухим. Чтобы прожевать и проглотить его, Айзеку требуется некоторое время. Кусок застревает в горле, но он не без труда проталкивает его дальше. Миссия выполнена. Здоровой рукой он утирает лицо и гладит себя по животу.

– Вкусно, – врет он. – Очень вкусно.

– Уаб уоб.

– Куда лучше, чем на вид.

– Уаб уоб.

Айзек понимает, что от него ждут еще одного укуса. Он чувствует себя достаточно виноватым, чтобы пойти на это. Он откусывает аккуратно, почти аристократично – главным образом потому, что боится сломать зубы, – и начинает так же осторожно жевать.

– М-м-м, – протягивает он, сопровождая свою ложь опровергающим ее содроганием.

Существо выглядит довольным – свою работу оно выполнило. С последним «уаб уоб» и выражением «всегда пожалуйста» на желтой физиономии оно разворачивается на пятках – если они у него вообще есть – и ковыляет прочь. Правда, топает оно не в сторону двери: яйцо снова обходит кровать и направляется к окну, чтобы, к вящему изумлению Айзека, раздвинуть шторы. Он прокручивает в голове вчерашний вечер, пытаясь понять, когда успел нанять яйцо в качестве камердинера. Может, пока Айзек спал, оно ознакомилось с «Аббатством Даунтон»?[33] Обдумать эту мысль ему не дает несколько более насущная проблема.

ДИНЬ-ДИНЬ

Айзек бросает усталый взгляд в сторону приоткрытой двери. Сколько часов прошло с тех пор, как он поговорил с Анной? Неужели Адам решил снова попытаться достучаться до него? Айзек переводит взгляд на яйцо. Нахмурив резиновый лоб, оно таращит на него свои огромные, полные любопытства глаза. Его ладони все еще цепляются за занавески, длинные белые ленты рук змеятся по ним пушистыми подвязками.

– Жди здесь, – велит ему Айзек.

Он выползает из-под одеяла и, шаркая, выходит из спальни. Уже на лестничной площадке он понимает: яйцо ждать не станет. Он буквально нутром чует. На самом деле он действительно это чувствует, потому что его уже дергают за край халата. Айзек качает головой, берет волю в кулак и тащится в кабинет Мэри, расположенный на другом конце площадки. Оказавшись в комнате, он не сводит глаз с ковра. Только бы не посмотреть на развешанные в рамках картинки, не бросить нечаянного взгляда на книжные полки и на монитор. Сегодня он еще не срывался и хочет продержаться хотя бы до тех пор, пока не выяснит, кто на этот раз обивает его порог. Он перегибается через стол, пальцы разбитой руки касаются лежащей на нем желтой тетради. Ее владелицу Айзек читал как открытую книгу, а вот ее записи всегда оставались для него запретной территорией. Айзек морщится и, как ужаленный, отдергивает руку. Пальцем здоровой руки он подцепляет край жалюзи и осторожно выглядывает в окно. На другой стороне улицы успела зацвести вишня. Надо же, он и не подозревал. Тротуар, дорога, припаркованные вдоль нее машины – все усыпано бледно-розовыми лепестками. Облетающие цветки можно было бы принять за снегопад, если бы не кристально чистое голубое небо и поснимавшие перчатки и шарфы прохожие. По противоположной стороне улицы одной рукой устало толкает пустую коляску измученный отец, в другой руке он держит ревущего младенца. Чуть ниже по улице громоздкий автомобиль пытается втиснуться на крошечное парковочное место. Ближе, под самым домом, на уровень ниже Айзека, яйца и окна, отделяющего их от внешнего мира, звонит в дверь неуемная гостья. На этот раз Анна пришла не одна: она стоит между мужчиной и женщиной в светоотражающих куртках. Она привела парамедиков. Нет, скорее, полицию. Офицеров из отделения общественной поддержки? Кем бы они ни были, они похожи на госслужащих. На очень обеспокоенных госслужащих. И они смотрят прямо на него.

– Черт! – слишком громко выкрикивает Айзек.

– Блоп! – вторит ему яйцо.

Айзек ныряет обратно за жалюзи и вжимается в книжный шкаф. Должно быть, они явились из-за пожарной тревоги. А Анна наверняка сообщила проверяющим, что на противника самосожжения он не похож. Айзек переглядывается с яйцом, которое уже солидарно пластается вдоль книжного шкафа. Оно явно не разделяет тревоги Айзека – главным образом потому, что не достает до окна и не знает, почему они кричат «блоп!». Оно непонимающе хлопает глазами, очевидно, ожидая разъяснений. Айзек опускает глаза и – приглушенным голосом – отвечает на безмолвный вопрос:

– Полиция.