Айзек и яйцо

Он не помнит, когда Джой завозила ему еду в последний раз, но впустить ее по-прежнему не готов. Даже узкая щель, на которую цепочка позволила двери распахнуться, не спасает глаза от слепящего утреннего солнца – Айзек понимает, что разговаривает не с сестрой, только когда слышит чужой голос.

– Ох, привет, – говорит Анна, соседка Айзека.

Он почти видит беспокойство на ее лице, замечает, как неловко она гладит рукой плечо. Айзек отступает на шаг назад – в тень.

– Из твоего дома тут доносилось столько… криков. И грохота. Некоторые твои соседи беспокоятся, и я решила проверить, все ли у тебя в порядке и можем ли мы чем-то…

Она обрывает фразу на полуслове. Темнота не мешает ей разглядеть, что он сотворил со своей рукой. Нужно отдать ей должное, сердобольное «ах» она сумела сдержать, но все равно покачнулась и прижала ладони к губам. Ее реакция наводит Айзека на мысль о необходимости осмотреть собственную травму при свете дня, после чего он заключает, что невозмутимости Анны можно только позавидовать. Его, мягко говоря, ноющая правая рука кажется оторванной от тела – то еще зрелище. Синюшные пальцы неестественно скрючены, костяшки покрыты ошметками запекшейся крови. Вся рука – пальцы, кисть, запястье – налилась пурпурно-красным и распухла раза в два по сравнению с нормальным размером. Он как будто отрастил себе клешню.

– Святые…

Договорить Анна не успевает – Айзек захлопывает дверь у нее перед носом. Он дважды проверяет цепочку, прячет руку под халат, пытаясь сделать вид, что ее не существует, потом разворачивается и тащится обратно – вверх по лестнице. Он заходит в ванную и глотает два ко-кодамола[26]. Вернувшись в спальню, он закрывает дверь, забирается под одеяло и накрывает голову подушкой – лишь бы не слышать шум внешнего мира, беспардонно прорывающийся в его дом.

ДИНЬ-ДИНЬ

Ему кажется, что Адам, муж Анны, пытается докричаться до него через почтовый ящик. Он всеми силами игнорирует эти звуки. Обезболивающее действует. Похоже, ему даже удается снова погрузиться в сон – когда он открывает глаза, он понимает, что и дверной звонок, и Адам наконец сдали свои позиции. Снаружи не доносится вообще никаких звуков. Зато откуда-то из-за двери в комнату просачивается запах. Запах гари. В спальне по-прежнему темно, шторы плотно задернуты, дверь приоткрыта. Щекочущий ноздри аромат трудно с чем-то спутать: у кого-то подгорает завтрак. Сначала Айзек по привычке пеняет на Мэри – наверняка снова что-то не ладится с картофельными оладьями. У нее ведь есть эта поразительная способность, сродни той, которая прославила царя Мидаса, – превращать все, что она пытается приготовить, в золу. Но потом реальность поднимает свою уродливую голову, и Айзек осознает невероятность этого предположения. Вот почему он так долго не ночевал в спальне: он чувствует себя медведем, проснувшимся посреди спячки, высунувшимся из своей пещеры и внезапно обнаружившим, что зима едва началась. Глубоко вздохнув, Айзек переводит взгляд на ту сторону кровати, где раньше спала Мэри. Она пустует – что неудивительно.

Никакой вмятины от лежавшей на матрасе Мэри не осталось. Кровать забыла о ней раньше всех остальных. Постель с ее стороны холодная, зато комната испещрена другими следами, оставленными ею при жизни. На тумбочке лежит роман, удостоенный Букеровской премии – она уже никогда его не дочитает, никогда не вернется к странице с загнутым уголком. Ее детская игрушка – плюшевый мишка, которого она всегда боялась потерять, – осиротело сидит на кровати, забившись в прогалину между подушками. На полу валяется скомканный верх от пижамы, которую больше никогда не наденут, не постирают и не погладят. К тринадцати годам Мэри наголову переросла всех своих одноклассниц. Из-за шишковатых коленей и рыжих косичек ее прозвали Пеппи Длинныйчулок. Повзрослев, она превратила купленные в раннем подростковом возрасте футболки в пижамы – носить их она стеснялась, но была слишком сентиментальной, чтобы выбросить. Что характерно, на каждой было написано «Я люблю». Предметы любви делали признания в разной степени ироничными: «Я люблю свою кровать», «Я люблю Нью-Йорк», «Я люблю коз». Последнюю она купила недавно, на пригородной ферме, куда они отправились в выходные смотреть свой первый дом. Айзек берет футболку и утыкается в нее лицом. Его взгляд падает на еще одну лежащую на полу вещь – ее грелку в пушистом чехле. Он хмурится. Принюхивается. И наконец понимает, у кого подгорает завтрак.