Айзек и яйцо

– Ну и что мы будем с этим делать? – спрашивает он. – Как обычно?

Айзек раздумывает над «как обычно». Он осматривает свою густую бороду, растрепанные волосы и паутину тревожных морщин, изрезавших его лицо. Морщин, которых не было, когда он в прошлый раз сидел в этом кресле. Краем глаза он видит полиэтиленовый пакет, из которого пытается выкарабкаться антропоморфное яйцо. В прошлый раз не было и его. Айзек понимает, что ни о чем уже не сможет сказать «как обычно».

– Просто верни мне человеческий облик, – просит он.

С фейдом[58] на висках и гладковыбритыми щеками Айзек чувствует себя так, словно сбросил кожу. Он чувствует себя свободным – почти таким же свободным, как Эгг. Здесь, в практически безлюдном парке – середина буднего дня как-никак, – Айзек позволил ему идти самостоятельно, вместо того чтобы заталкивать его в слинг или полиэтиленовый пакет. Так Эгг точно не станет спрашивать, почему это они по дуге обошли ломбард. Погода стоит такая, что можно гулять едва ли не в одной футболке. Айзек и Эгг вместе наслаждаются погожим солнечным деньком – лучшее времяпрепровождение для двух друзей. По пути им попадается фургончик с мороженым. Айзек покупает себе рожок, а Эггу – фруктовый лед. Пока он расплачивается, существо послушно прячется в кустах. Эгг впервые «обмораживает мозг», и этот опыт в буквальном смысле переворачивает его мир с ног на голову: опрокидывает его на спину, заставляет извиваться, лежа на асфальте. Они делают привал на детской площадке. Здесь довольно тихо, а качели как раз стоят чуть поодаль, позволяя им спрятаться от других, более традиционных семей. Айзек аккуратно качает Эгга. Он воспринимает это как потешную игру, пока его длинные руки не запутываются настолько, что Айзек начинает всерьез беспокоиться, не придется ли ему вызывать спасателей.

Размотав пушистые боа, они отправляются домой и срезают путь через ферму на окраине парка. Если бы город и правда был картой жизни Мэри Морэй, в центре оказалась бы именно эта ферма. Сюда они с Мэри приезжали строить смутные планы на приобретение такой же в будущем. Здесь Мэри днями ошивалась, помогая владельцам и занимаясь чисткой хлевов. Здесь, среди животных и любознательных детей, она чувствовала себя как дома – лучше, чем в самых претенциозных винных барах и дорогих итальянских ресторанах.

– Так забавно, – с улыбкой сказала она однажды, – что самую сильную ностальгию по дому у меня вызывает невыносимый запах навоза.

Айзек покупает немного разного корма в коричневом бумажном пакете и – пока все чисто – выпускает Эгга, чтобы он мог сам угостить животных. Поначалу Эгг опасливо прячется за ногами Айзека, потом решается вытянуть свои длинные руки и осторожно подставить ладошки с кормом козам, ослам и свиньям. Постепенно он входит во вкус. Наблюдая за животными, Айзек с удивлением осознает, насколько Эгг от них отличается. Он присматривается, думает и принимает решения – прямо как люди. Он почти научился человеческому языку, хотя для слов с трудными согласными его речевому аппарату очень не хватает зубов. Как, например, для слова, которое он пытается произнести сейчас. Он поворачивается к Айзеку, который стоит у забора грязного загона и смотрит на стаю не слишком дружелюбных гусей. Замечая Эгга, они грозно выпячивают белые грудки. В ответ Эгг начинает, не без удовольствия, дразниться, высунув язык. В конце концов гуси теряют к нему интерес и вразвалку уходят прочь от забора.

– Биббоуы? – спрашивает Эгг, обращаясь к Айзеку. Он всегда говорит так, будто подцепил самую ужасную в мире простуду, но Айзек с каждым днем понимает его все лучше.

– Гиббонов здесь нет, – качает он головой. – Может, они есть в зоопарке. Здесь точно нет.

Эгг снова поворачивается к забору и сквозь щели пытается заглянуть в загон. Гусей нигде не видно. Он переминается с одной маленькой желтой ножки на другую и причмокивает маленькими желтыми губками.

– Уаууу, – печально заключает он.