Айзек и яйцо

Ну а что? Нельзя просто взять и провальсировать по центру провинциального городка в паре с маленьким пучеглазым монстром и надеяться, что люди ничего не заметят, – конечно, Айзеку пришлось принять меры предосторожности, чтобы Эгг не спровоцировал панику. В поисках подходящих вещей Айзек перерыл мусорные пакеты с одеждой на выброс и обследовал самые дальние углы гардероба. В конце концов он соорудил самодельный слинг и усадил Эгга в него, стараясь придать ему вид человеческого младенца. Заставить его снова притвориться яйцом было бы слишком жестоко, поэтому Айзек просто плотно запеленал Эгга в одеяло – так чтобы его длинные руки не вывалились на тротуар и он об них не споткнулся. Кутая Эгга, он воспользовался моментом, взял одну из его пухлых ладошек и взъерошил ею свои волосы – а вдруг? Никакого видения за этим не последовало. Упаковав Эгга в кокон так, что его лицо почти полностью исчезло под одеялом, Айзек прикрыл его огромные глаза еще более внушительными пластиковыми солнцезащитными очками, которые Мэри купила в эпоху подражания Одри Хепберн. Оставалось разобраться только с белоснежной хохлатой макушкой Эгга. Айзек нахлобучил на нее неношеную кепку, которую Мэри когда-то купила для него в рыболовном магазине на острове Мингалей. «Гроза рыб и женских сердец» – жирными буквами было написано над козырьком. И вот Айзек стоит на пороге с Эггом на груди, его списком в кармане и упакованной в мусорный пакет одеждой Мэри в руке. Он бросает последний взгляд в настенное зеркало и выходит на улицу. Даже за темными очками видно, что Эгг хмурится.

– Ну, согласись, все же лучше, чем в рюкзаке, – напоминает Айзек.

Переживая, как бы Эгг не нашел способ высвободить руки, чтобы поразмахивать ими в знак протеста, Айзек стремительно соскакивает с порога, проносится по ведущей от двери дорожке и оказывается на тротуаре. Едва очутившись на улице, он начинает жалеть о своем решении. Он чувствует себя выпавшим из гнезда птенцом – таким же маленьким и беспомощным. Обычно на этом месте он уже запирался в машине и направлялся в противоположную от центра сторону. Проезжал мимо офиса доктора Аббасс и ехал, ехал, ехал – к тому единственному человеку, которого все же навещает, пусть и не хочет в этом признаваться. Вина электрическим током пробегает по коже Айзека, и он едва не приваливается к своей машине. Небо затянуто облаками, но солнце все равно кажется Айзеку слепяще ярким. На улице тихо – но только не для Айзека. Машины проносятся мимо с пронзительным ревом истребителей, а облетающая вишня обрушивается на тротуар артиллерийским огнем белесых лепестков. Айзек изо всех сил старается сохранить самообладание. Он спотыкается, чуть не падает, но в конце концов удерживает равновесие. Прищурившись, он поворачивается в нужную сторону и делает первый осторожный шаг, за которым следует второй и третий. Айзек начинает продвигаться в центр. Он корчит гримасу насвистывающему почтальону и приветственно кивает пышнобородому рыжему прохожему с багетом, который, он подозревает, может оказаться тем самым живущим по соседству саксофонистом. Сейчас Айзек слишком обескуражен происходящим, чтобы выяснять, так ли это. Оба мужчины смотрят на него, раскрыв рты и вскинув брови, но Айзек не обращает на это внимания. Он, стиснув зубы, старается двигаться дальше. К тому времени как он добирается до конца улицы, его дыхание становится немного ровнее, чем при панических атаках. Несмотря на головокружение, он больше не спотыкается, и ему даже удается держаться на ногах, не хватаясь за дорожные знаки и чужие заборы. Он медленно вбирает в грудь воздух, выпрямляется и выдыхает.

«Ты справишься», – настраивает он себя.

– Ты справишься, – скорее всего, поддакивает Эгг, но из-за закрытого одеялом рта выходит лишь едва различимое «МмгГфхмм».

В конце тихого глухого переулка, в котором расположен его дом, Айзек сворачивает налево – на такую же зеленую, но немного более круто уходящую в горку провинциальную улицу. Прямо до конца, снова налево, потом за угол – и он в городе. К этому моменту Айзек успевает вспотеть. Отчасти из-за тяжелого мусорного мешка, набитого спортивной обувью и кожаными куртками. Отчасти из-за волнения, вполне естественного, когда привязываешь к груди неведомое существо и тайком проносишь его по многолюдной главной улице провинциального городка. Однако по большей части из-за самого города, дороги которого вырисовывают карту жизни Мэри Морэй. Для Айзека эти улицы являются перекрестьем всех тех мест, где они вместе гуляли, пили, ели. Вместе жили. Он едва добрался до самой южной окраины центра города, а уже прошел мимо агентства недвижимости, в котором они купили свой дом, мимо киоска, откуда им доставляли газеты, мимо их любимой мясной лавки и нелюбимой булочной. Ему не скрыться от Мэри. Она повсюду.