Академический обмен

Ещё на первой неделе я на минутку вынырнула из блаженного экспериментального цикла и заметила хмурого Кларенса, которому остохтонели наши постоянные обжимания. Подумала и отправила его в отпуск. Почти что пинком под зад, потому что сопротивлялся. Вникать в суть возражений я не стала – терпеть ещё одну понурую фигуру в своём доме, когда я только-только нашла подход к Лирою, я не собиралась.

Как-то в ночь на третью неделю в ходе очередного эксперимента я так законсервировала Маккорна, что он растянулся на полу и перестал дышать. Перепугалась на совесть – я же не лекарь, а бесчувственное тело не может быть источником магии, даже если бы я справилась с побочными эффектами и придумала, как его откачать. Я постаралась успокоиться и подумать рационально: до сих пор я консервировала, а он потом откатывал изменение назад.

Но ведь консервация по сути – остановка процессов. Мы делали это на таком тонком уровне, что она лишь защищала те поверхности внутренних тканей, которые соприкасались с чуждой стихией, и так защищались от побочных эффектов. Однако моя магия ускоряла ток времени. Значит, по идее, я могла запустить процессы после остановки. Главное, подтолкнуть их на самое крошечное деление, чтобы Лирой не состарился изнутри больше, чем на секунду.

Я примерилась, три раза всё пересчитала и уменьшила усилие ещё в десять раз для верности, а потом применила. Лирой вздрогнул, судорожно вдохнул и заморгал.

– Это что было? – спросил он хрипло.

– Я тебя немного переморозила, – созналась я. – А потом запустила обратно. Проверь, тебе подлечиться не надо?

– Вроде всё на месте. – Он сел и размял кисти рук. – А как ты меня запустила?

Я объяснила, и по мере объяснений глаза у Лироя раскрывались всё шире.

– Если ты можешь запускать, – медленно произнёс он, – значит, я могу останавливать. Векторы у нас разные, но в точке покоя всё равно, какой вектор.

– Выходит, мы оба можем и консервировать, и расконсервировать, – подытожила я.

Мы уставились друг на друга. Не знаю, о чём думал Лирой, а я думала о том, почему до сих пор никто в мире не сообразил, как это работает. Неужели за всю историю изучения магии мы с ним первые такие странные?

– Возможно, – сказал он, – мы первые странные, которые встретились и захотели объединить усилия.

Я поспешно закрыла ментальный канал.

***

Прорыв случился на исходе третьей недели, и как нельзя вовремя.

Лирой стоял посреди подвала и загипнотизированным взглядом рассматривал клубящийся у него на ладони чёрный дым, при этом безумно улыбаясь. Я пожалела, что нечем сделать дагерротип, вот был бы фамильный портрет тёмного властелина!

– Мне не больно, – заворожённо проговорил Маккорн. – Вообще никакой реакции. И сила не кончается.

– Ещё б моя сила так быстро кончилась, – фыркнула я. Где-то в районе солнечного сплетения я чувствовала лёгкое потягивание, но если бы я не думала об этом, то могла бы и не заметить. – А ну-ка, дай мне ещё разок попробовать.

Лирой неохотно развеял некротику, и я зачерпнула магии жизни. Мы пока опасались пускать потоки сразу в обе стороны. Ментальная связь – сама по себе не очень-то хорошо изученная штука, кто знает, потянет ли она две магии сразу.

Я по-прежнему не видела магии жизни, но ощущала, как из руки вытягивается проросток.

– Сплети что-нибудь, – попросила я. Лирой быстро свил несколько нитей, и я напустила на них свой росток, используя его как щуп. – Синий, синий, красный… Во втором ряду… хм-м, белый? И все петли белые. Угадала?

– Серый, не белый, но в остальном правильно, – улыбнулся Лирой.

– Ах, хтонь! – Подумав, я вырастила ещё два щупа и оплела ими невидимый узел. Да, теперь его форма стала яснее. Конечно, увидеть цвет, как природники, я не могла, но, к счастью, узлы отличались не только им. – Так, серый, серый, красный.

– Верно!

Я отпустила ростки магии и провела ладонью по лбу. Пока что распознавание плетений давалось мне тяжело, ну так и Маккорн не с первого дня справлялся.

Стоило мне чуть расслабиться и запустить расконсервацию, как вдруг по моему телу прокатилась волна магии жизни – от макушки до пяток, заставив меня шумно вдохнуть и закусить губу от удовольствия. Лирой, зараза, расхохотался.

– Ах ты так! – завопила я и призвала пучок некротики в надежде, что этого вредителя стошнит, но он, конечно, был готов. И не через консервацию, а через транс. Поэтому в следующую секунду я оказалась прижата к стене, а с его рубашки полетели пуговицы.

– Я же говорила, – тяжело дыша сквозь вожделение, произнесла я, – не в испытательном зале!

– Так иди, я не держу, – ухмыльнулся Лирой, прежде чем поцеловать мою ключицу и двинуться с поцелуями ниже. Пока я сквозь дурман соображала, что ответить, он уже добрался докуда хотел, и, конечно, я никуда не ушла.

Однако когда мы выбрались из подвала – счастливые, разморённые и с недостающими пуговицами – наверху лестницы нас поджидала взволнованная Банни. Завидев меня, она тут же поманила рукой и вывела меня на крыльцо, где топтался посыльный. Я в панике плотнее запахнула шаль – благо в подвале было прохладно, и я ходила туда не в одном только платье.