Академия Буря

– Берегитесь!! – пронзительно закричала Найт, увидев, что к детективу из-под арки бросается слепух.

Сыщик вздрогнул и успел огрызнуться заклятьем, а потом, вынырнув из беспамятства, защитил Стэна от соседнего «паучка». Затем, таща за собой Хлестовски, рванул к Моргану и поддержал его формулу, ускорив процесс «разморозки» щитов. После сиганул к Найт, чтобы помочь ей. В общем, снова стал собой: деятельным и шустрым.

А вот Ладислава, засмотревшись на него, пропустила удар слепуха.

Ой.

Монстр резко выбросил ногу вперед и проткнул… Нет, не Найт, а сокровище, которое она прижимала к груди. Стальная конечность монстра раскрылась внутри сердца Этерны острыми лепестками и провернулась, как бур.

Сердце взорвалось, обдав открывшую рот Ладиславу тысячью жемчужных туманных брызг. Они мгновенно впитались в кожу девушки и растаяли на языке.

– Есть! Кидайте его сюда, Найт! – одновременно с этим приказал доктор Морган Гарвус. Щиты были сняты. Постамент готов к возвращению блудного экспоната.

Но Ладислава, осознав, что сейчас случилось, просто потеряла дар речи. Не отвечая, она механически проткнула слепуха и затем медленно, заторможенно, как в страшном сне развернулась к Моргану.

Доктор посерел, когда увидел, в какое месиво превратилось сердце. Берти – уже подбежавший к девушке – споткнулся на полушаге. А Стэн Хлестовски тихо сказал:

– Уху… А говорили – хуже некуда…

И эта реплика прозвучала ясно в молчании, вдруг поглотившем зал. Потому что пепельные элементали тоже поняли. Более того, поняла, кажется, вся Этерна.

Сердца. Больше. Нет.

Все кончено.

Своды пещеры затряслись. Алые трещины – источники потустороннего света – застонали и завибрировали, раскрываясь шире; от воды поднялся багровый туман. В арках показались чудовища – дотоле спавшие жители соседних залов.

Без обид, но отныне вы враги для всех нас, ребята.

Теперь им точно не выжить.

Столько ярости не остановить никому: ни Моргану, вообще непонятно как держащемуся на ногах после долгого плена, ни Стэну, мирскому совушке-человеку, ни даже вечному оптимисту Берти.

Тик-так.

У вас осталась пара вдохов, не правда ли, великое богатство?

Голден-Халла вздохнул и приобнял Ладиславу Найт.

– Ну… – пробормотал он. – Бывает.

И, положив ладонь девушке на затылок («Ого, уже обе шишки зажили?»), притянул ее к себе, чтобы Найт не увидела, что случится вокруг. Как именно все закончится.

И Лади, закрыв глаза и вдохнув жмыховы апельсины – эту вечную ауру Голден-Халлы, – вдруг поняла, как сильно она устала.

Найт разжала ладонь, позволив «мечу» упасть, и мимоходом удивилась, что во второй руке пусто – остатки сердца куда-то делись. Как растворились.

Сердце…

У нее была одна обязанность: сохранить хотя бы его, раз уж свое, проклятое, она проиграла. Но Найт свою обязанность исполнить не сумела.

– Все будет хорошо, – спокойно сказал Берти, взъерошив ей волосы, и Лади хотела закричать, завозмущаться, что нет, не будет, теперь-то уж точно не будет, или сколько – целых две секунды будет? Три? Как быстро до них добегут чудовища? Почему они вообще до сих пор живы?!

Как вдруг…

– ПРИСЛУШАЙТЕСЬ, – сказал величественный женский голос: бархатный, глубокий, колдовской.

Ладислава сначала даже не поняла, что это звук вовне, а не где-то внутри. А поняв, отстранилась и открыла глаза. Элементали, слепухи, чревницы – все чудовища замерли, недвижимы, устремив потусторонние взгляды на Тиссу де Винтервилль, которая в рваном платье, без очков, исцарапанная – очень хрупкая и грязная – стояла в арке. А за спиной у нее возвышался демон, раскрыв золотые крылья.

– Прислушайтесь, и вы услышите его – биение жизни, ритм вселенной. Пульс, что разбегается по небу и земле, течет в листах и травах, красит красным кровь и зажигает взгляд… – проговорила Тисса певуче и размеренно, как с кафедры в соборе.

И обвела свою дикую «паству» неземным взглядом.

Сейчас образ близняшки был полон той магии, что отличает настоящих Проповедников – тех, кто может вести за собой целые армии лишь силой голоса и слова. «Так у нее действительно есть дар?» – поразилась Ладислава, чувствуя, как безнадежно увязает в гипнотической проповеди наравне со всеми.

– …Прислушайтесь, и вы услышите мелодию надежды, которая живет в сердцах, пренебрегая хладом бесконечности, что окружает искру человека. Ведь то, что мы обречены, не значит то, что мы бессильны.

Тисса шагнула вперед, став еще выше и прямее. От ее фигуры по залу потянулись витки фиолетового свечения.