— Хозяин! — благоговейно выдохнуло зеркало.
Похоже, Влас ожидал чего угодно, но не этого. С крайней степенью удивления перевёл взгляд на меня, потом на зеркало, а затем опять на меня.
— Как? — выдохнул. — Откуда?
— Прапрапрабабушка ваша начудила, хозяин, — услужливо подсказало зеркальце. — Страшно неуважительное обращение с такой ценнейшей семейной реликвией, как я! Хозяин, вы слушаете меня? Слушаете?
Влас обошел стол и встал рядом со мной. И глядел при этом не на болтливый артефакт, а на меня. В упор.
Долгим взглядом, который заворожил меня.
— Я скучаю, Фрэнни, — проговорил мужчина, взяв меня за подбородок. — Ты даже себе не представляешь, как сильно я скучаю по тебе.
Я молчала, не в силах вымолвить и слова. А он провел большим пальцем по моим губам. Сладкая истома накрыла меня, мне захотелось растаять в его сильных руках, почувствовать свою власть над этим взрослым и могущественным мужчиной, и насладиться ею сполна.
Мы вдвоём отразились в вогнутой глади зеркала.
Месяц липень. Знойный день близится к закату. Воздух напоен ароматом цветущих трав, тёплым светом прогретой зелени и дурманящим запахом мёда.
Медовое лето моей жизни — мы обнаженные, Влас на мне и во мне, и от этой картины низ моего живота наполняет какое-то тягучее и сладкое, как мёд, ощущение…
А потом вдруг картинка идет ярко-красными всполохами, и зеркало пораженно восклицает тоненьким голоском:
— Хозяин! Как вы можете? Вы же все знаете! Это же ваша кровь…
— Что? — с пунцовыми щеками я отрываюсь от картинки в зеркале и, бледнея, смотрю на Власа. — Я не понимаю…
Но он отводит взгляд и молчит.
И тут вдруг дверь открывается. На пороге — Фил Шепард.
Я впервые вижу его таким: всклокоченным, нервным, с трясущимися губами. Тяжело дышит и смотрит на нас и… переводит взгляд на видение в зеркале.
А потом ни слова не говоря он со всего размаху бьёт Власа в лицо. И ещё раз. И ещё.
Влас даже не даёт себе труда хоть как-то загордиться. Принимает как должное. Опускает голову и вытирает кровь с уголка губ.
— Мальчишка, — усмехается. — Когда-нибудь ты меня поймёшь.
А потом берет и целует меня прямо на глазах у Фила.
От этого поцелуя подкашиваются колени. Накрывает с головой, накрывает.
Если Фил — это костер, то Влас — лесной пожар, я горю в его руках, забываю обо всем на свете. Этот поцелуй — какое-то убийство, упоение, и в нем я чётко различаю пряные нотки горечи, как будто он последний, но оттого ещё яростнее и слаще.
Фил пару секунд смотрит на нас сузившимися зрачками, а затем уходит, хлопнув дверью.
ГЛАВА 26
В то же мгновение наваждение отпускает: я пытаюсь оттолкнуть Власа, прервать поцелуй, но он не дает мне высвободиться… Держит изо всех сил, сжимает в объятиях изо всей мочи, так, что мне становится больно.
Потрясённо смотрю на него, и он, наконец, нехотя меня отпускает. Что-то хочет сказать, но я качаю головой, отступая назад.
Что-то не так. Что сказало зеркало? Почему Фил ударил Власа?
Фил! Я должна вернуть его. Должна доказать, что только его одного я люблю. А потом убить за то, что доносил на меня моему папе.
Все мое существо рвётся за ним, за этим парнем, который мне дороже жизни и который только что видел, как меня целует другой.
Я отворачиваюсь от него, от этого другого, который стоит очень прямо и смотрит на меня так, будто прощается навек, и бросаюсь вслед за Филом.
Бежала по коридорам, которые казались нескончаемо длинными, сначала вниз по лестнице, а затем на одном дыхании — вверх, по открытому переходу между академией и общежитием. Накидку я забыла в кабинете Власа, ну и семихвостый с ней — мне было жарко. Набрала в пригоршни снега, который белой шапкой лежал на перилах, и приложила к разгорячённым щекам, но это не помогло.
Именно такая — встрёпанная, вспотевшая, я ворвалась в комнату Фила, застыв на пороге и тяжело дыша.
Он оглянулся на меня с холодным удивлением, а потом отвернулся. На тёмно-синем покрывале его узкой кровати лежал раскрытый чемодан. Шепард, не обращая на меня никакого внимания, принялся аккуратно укладывать в него книги, коих у него всегда было в немереном количестве.
Я как будто на стенку натолкнулась. Я хотела вызвать у него хоть какую-то реакцию. Только не этот отстраненный взгляд и равнодушное складывание вещей в чемодан…
— За что ты его ударил?
Фил, не отрываясь от своего занятия, даже не глядя на меня, кивнул на какой-то свиток, лежащий у него на столе.
— Это попало ко мне случайно, — буднично пояснил он. — Адресовано ректору. Внутрь я не заглядывал, но одной подписи достаточно. Я не знал. Полагаю, что и ты не знала, хотя от тебя всего можно ожидать.
Я непонимающе покрутила в руках свиток. Дорогущая кружевная бумага, перетянуто алой атласной лентой, скреплённой белой розой в окружении трех крупных жемчужин.
Фу, ну и гадость!
Подпись я разглядела не сразу, она была набита золотом и плохо читалась, но когда я ее прочитала…
Шестерёнки в моей голове со страшным скрипом двинулись с места.
Шурину Власу от друга Киллиана…
Шурину Власу от друга Киллиана…