«Совсем, совсем по-другому надо себя вести, если я хочу чего-то добиться, – думала она. – Но я ничего не хочу добиваться. Этот мужчина не про тебя, дорогая моя. Будь довольна, что ты в двадцать восемь лет второй раз замуж выскочила. Покрасивее тебя в старых девах остаются. Так что держись за Володьку – не урод, не калека, не пьяница, и человек-то хороший. О принцах пусть восемнадцатилетние мечтают».
Издали она увидела, что дома кто-то есть – из трубы шел дым. Удивленная, она прибавила шаг. Андрей предупредил, что задержится, поработает вечером. Кто же это? Володька вернулся? На крыльцо она вбежала, дернула дверь, с облегчением перевела дыхание. Дома был Князев. Он лежал на раскладушке и курил. Завидев ее, он поднялся.
– О, – сказала Лариса, – сегодня вы мне решили сюрприз устроить?
Князев взглянул на нее рассеянно, без улыбки, проговорил:
– Сюрприз? А-а… Да нет, просто раньше вернулся.
На плите ничего не стояло, кухонный стол, на который клали покупки, тоже был пуст. «Однако, быстро вы к моим заботам привыкли, Андрей Александрович», – подумала Лариса. Князев помог ей раздеться, но на лице его не было приветливости. Потом он снова лег.
– Вам нездоровится? – спросила Лариса.
– Нет, все нормально, – сказал Князев, не глядя в ее сторону.
– У вас что-то случилось?
– Да пустяки. Не обращайте внимания.
Лариса пожала плечами, прошла в комнату. Настроение у нее совсем упало, но надо было держать марку. Она переоделась, вышла на кухню, спросила бодрым голосом:
– Что бы нам такое сообразить насчет ужина? Командор, ваше предложение?
Сказала и не услышала ответа, всмотрелась в темноватый угол. Князев лежал с закрытыми глазами. В банке еще Дымилась примятая сигарета, минуту назад Лариса слышала, как он эту банку двигал. «Вот они, мужские фокусы, – подумала Лариса. – Что ж, Андрей Александрович, раз так, – оставайтесь без ужина».
Она вернулась в комнату и прикрыла за собой дверь. Побродила из угла в угол. Достала из сумочки конфету, съела. И ни на минуту не переставала прислушиваться, ждала хоть какого-нибудь звука из-за перегородки, но там было тихо. Тогда Лариса прилегла на постель, уткнулась лицом в подушку. Ей очень хотелось, чтобы сейчас вошел Князев, сел рядом и что-нибудь сказал, а еще лучше – просто погладил по волосам, по спине своей тяжелой ладонью. На миг она даже ощутила его руку, и по телу пробежали мурашки. Потом она всплакнула и несколько раз всхлипнула, после каждого всхлипывания прислушиваясь. Пустой номер. Лариса выдернула из-под подушки край покрывала, влезла под него и, продолжая переживать, незаметно уснула.
Проснулась она, когда за окнами было темно, а в комнате – хоть глаз выколи. Она вскочила, включила свет. Было начало двенадцатого. Поправила волосы, вышла на кухню, широко растворив дверь. Включила свет и на кухне. Постель Князева была смята, но не разобрана. Печка давно прогорела, выстыла. Лариса в растерянности опустилась на табуретку. Что-то случилось, серьезное что-то. Она сунула ноги в валенки накинула полушубок и вышла на крыльцо. Небосвод был усеян звездами, они лучились и кололи глаза. Все соседние дома, стояли темные, лишь над дорогой редкой цепочкой горели тусклые огни. Побрехивали собаки.
– Андрей! – тихо позвала она, будто Князев где-то рядом прятался от нее.
Она вернулась в дом и не знала, что ей делать. Подошла к «сороконожке», расправила смятую постель, взбила подушку и, не удержавшись, прильнула к ней лицом, жадно втянула в себя запах табака, мужской кожи, волос.
Она заново растопила печку, начистила картошки, нарезала оленины, поставила жариться. Перемыла вчерашнюю посуду, подмела пол и села у печки, поставив ноги на край духовки и обхватив руками колени… Сидела чуткая, слушала ночь за окном. Она твердо решила дождаться Князева.
И когда послышались шаги, ближе и ближе, затопали на крыльце, раскрылась дверь, пропустив сначала Дюка, потом Князева, Лариса единым движением оказалась перед ним, по-женски вопрошающе-жадно оглядывая его огрубевшее на морозе усталое лицо и касаясь пальцами задубевшей куртки, и спросила, как выдохнула:
– Александрович, что случилось?
Князев взял у себя на груди ее ладошки, легонько сжал их:
– Неприятности у меня, Лариса.
Понедельник кончился, а неприятности продолжались.
Идя утром на работу, как на посмешище, Князев подводил итоги ночным раздумьям. Еще вчера было у него большое желание на первом же проходящем самолете махнуть в Красноярск, в управление, искать там защиту и справедливость, чтобы или вернуться восстановленным в правах, или просить перевода в другое место. Это был бы самый простой выход и самый рискованный: неизвестно, чего бы он еще добился в высоких инстанциях, а вот Арсентьев подождал бы три денечка и со спокойной совестью уволил его за прогул.