Академия Князева

– Завербовалась на северную стройку, устроилась врачом в медпункте. Присмотрела себе крепкого мужичка средних лет, простых здоровых кровей. Дала ему понять, что от него требуется, и поставила только одно непременное условие: чтобы он к ней ни пьяный, ни с похмелья не являлся. Мужичок ей, должна сказать, порядочный попался, а к тому ж привязчивый и холостой – разведенный. Руку и сердце предлагал. Но она как только убедилась, что беременна, потихоньку смылась и адреса своего не оставила. В положенное время родила отличного парня, и счастлива со своим сынулей выше крыши, и никто ей не нужен.

– Что она этому сынуле скажет, когда тот спросит про отца?

– Найдет, что сказать.

– А как это отец себя будет чувствовать, зная, что у него где-то родное дитя?

– Что вы чувствуете, когда нас на аборты посылаете?

– Ну, это вопрос не по адресу.

Прозвучало резковато, по-глупому категорично, но Князевым уже владело раздражение.

– И что это за «простая здоровая» кровь? Она что, перед тем как с ним спать, кровь брала на анализ?

– Но-но, Александрович. – Лариса натянуто улыбалась. – Не надо придираться к слову. Вы все прекрасно поняли. Так вот, в данном случае – моя подруга не промахнулась.

«А была ли подруга? – подумалось Князеву. – Может, Лариса свою программу выдает? Может, Володька для нее -ширма? Самой не хватало духу кинуть родительский дом, тут случай подвернулся, а-а, была не была… Очень даже возможно. Теперь и оправдание есть – штамп в паспорте…»

Ясно представилась Князеву эта цепочка, лисий следок на снегу, но не возникло у него ни осуждения, ни презрения. В конце концов, каждый устраивает свое счастье, как умеет. И тут его охватила жалость ко всему женскому роду-племени, которое хоть и теснит мужчин на многих рубежах, и в брючные костюмы переоделось, но никуда от своей сущности уйти не может; юные и перезрелые, красотки и дурнушки, ангелицы и стервочки – всем им необходимы мужья, и на какие только ухищрения они не пускаются, чтобы их заполучить; а уж без детишек и вовсе жизнь не мила делается; пусть незаконно, пусть матерью-одиночкой, но выродить в желанных муках кровиночку свою, пестовать ее, лелеять, трястись над ней. Счастливые и глубокие у молодых матерей глаза, но живут в них неизбывная тревога и сумасшедшинка…

– Лариса-Лариса, – сказал Князев, – шут с ней, с подругой, но у вас-то муж есть, и таким, как он, гордиться можно. Что вам еще надо?

Самолет потряхивало, мимо иллюминатора серой рванью проносились клочья тумана, гудели на форсаже моторы. Но вот сверху, в мутных разводьях, завиднелась блеклая лазурь неба, болтанка прекратилась. Облака теперь лежали внизу, тянулись бесконечными сугробами к далекому горизонту, и красное угасающее солнце мягко погружалось в них, обещая назавтра ветер.

Князев откинул назад кресло, закрыл глаза. Кончился этот суматошный день, в течение которого он непрерывно подгонял себя и других, чтобы успеть все и, не возвращаясь домой, улететь вечером; кончилась и в его жизни болтанка. Общими усилиями вытащили его за уши – спасибо ребятам, спасибо и комиссии. Правда, моральной его правоты комиссия не признала, указав ему на недисциплинированность. Что ж, так оно, видно, и есть.

Только сейчас он почувствовал, как измотала его эта история… Мысли, словно стрелки часов, обошли круг последних событий и событий полугодичной давности, когда ребята сообщили ему, что Арсентьев собирает против него улики, и он подумал, что открытие Болотного пока не принесло ему ничего, кроме неприятностей. Точнее, все его неприятности начались именно с Болотного…

Багровый круг солнца утонул в облаках, и они в той стороне неба окрасились в кровавый цвет, а с востока надвигалась густая синь, замерцали первые звезды. Погасло световое табло, замерла стрелка высотомера, командир корабля набрал эшелон, стал на автопилот.

Потянуло табачным дымком – кто-то из пассажиров закурил. Четкой походкой прошла бортпроводница с подносом, уставленным пластмассовыми стаканчиками, начала обносить пассажиров минеральной водой. Крупные холеные руки протянули Князеву поднос, он отрицательно качнул головой, снова закрыл глаза.

«А ведь все могло быть иначе, – думал он, – и для этого требовалось только одно: послушание. Так немного, если разобраться. Нервы себе и другим не портил бы, работал бы спокойно и, может быть, был бы главным геологом… Правда, тогда не было бы Болотного. Пока не было бы. И кто знал, что случится за год…»

В самолете выключили верхний свет, пассажиры спали, моторы равномерно гудели на одной басовой ноте: руу-руу-руу. За иллюминатором была густая темь с яркими россыпями звезд да ослепительно пульсировал огонек на крыле, озаряя его круто выгнутый торец с рядами заклепок. Угол атаки… Чем он круче, тем больше подъемная сила крыла и тем мощнее должен быть мотор, чтоб не войти в штопор…