Остается последний экзамен – спецпредмет. Тут уж надо знать свою тему, в зависимости от нее и специализироваться. Последняя прикидка, генеральный смотр собственных материалов и возможностей. Тема выбрана и сформулирована, назначен научный руководитель, название работы и фамилия диссертанта внесены в соответствующие перспективные планы. Теперь назад ходу нет, пан или пропал.
Это миф, будто математики, физики пишут диссертации на двух-трех страницах. Диссертация – всегда труд объемистый. И объемный. Но специалисты точных наук мыслят «в уме», – гуляя, обедая, даже развлекаясь, – и доверяют бумаге лишь итоги своих размышлений. Естественники же, в частности геологи, мыслят на бумаге, их диссертации начинаются с истории исследований, чуть ли не с Ломоносова. Здесь дай бог уложиться в триста страниц на машинке через два интервала. По объему это как солидная повесть в толстом журнале – с той разницей, что писатель полученным гонораром тут же начинает латать свой бюджет и не заметит, как денежки разойдутся, а диссертант – тот борется за пожизненную ренту.
Долго ли, коротко ли, годам к сорока – сорока пяти защитился человек, и ВАК его утвердил. Отныне он кандидат геолого-минералогических наук. На него глядя, со временем еще кто-нибудь защитится. Я кандидат, ты кандидат, мы кандидаты. Кандидаты-то кандидаты, а что толку? Надбавка за ученую степень на производстве невелика, надежд на повышение по службе мало, потому что командные посты в тресте или управлении заняты опытными энергичными специалистами. Разве что помрет кто-нибудь или на пенсию выйдет, но это ждать и ждать. Нет, надо что-то другое придумывать.
Расплывчатая еще, туманная идея носится в воздухе, беспокоит воображение, пока кто-нибудь из руководства на каком-нибудь совещании не скажет вдруг: товарищи, а почему бы нам не поставить вопрос о создании на базе нашей тематической партии научного учреждения – филиала республиканского института, группы отделов или чего-нибудь в этом роде?
Хорошую идею как не поддержать, тем более, что все – патриоты своего города, своей области, своей отрасли. Да-да, институт – это именно то, чего нам не хватало, пора работать бок о бок с передовой наукой.
Благородная и плодотворная идея облекается в форму докладной и начинает свой путь к высотам Совмина и Госплана.
Проходит время, иногда довольно длительное.
И вот однажды, опережая официальное известие, прилетает радостный слух: институт будет! Боясь сглазу, никто из заинтересованных лиц не придает этому слуху значения, но про себя ликует и распределяет портфели. Проходит еще какое-то время, и в один прекрасный день почта или телефонный звонок оповещают о том, что принято постановление: «На базе тематической партии Энского геологоразведочного треста (Энского геологического управления) создать филиал научно-исследовательского института».
Института, где геологи станут именоваться старшими и младшими научными сотрудниками, где будет исчисляться стаж научной работы и, в зависимости от него, каждые пять лет повышаться зарплата, где можно целиком отдаться милой сердцу научно-исследовательской работе, – филиал такого института создан. Теперь шутки в сторону! Самодеятельность кончилась, начинается наука.
«…Проверьте ваши часы. Шестой, последний сигнал соответствует двенадцати часам московского времени».
Заблоцкий привычным движением повел предплечьем, согнув в локте левую руку, увидел пустое запястье и с досадой одернул рукав. Его пылеводонепроницаемые… Ребята Князева летом не предупредили, и от репудина, которым он поначалу чуть ли не умывался, стекло покрылось мелкой сеткой трещин, так что циферблат стал едва виден, а недавно вовсе выпало, вместе с ним канула секундная стрелка, и вот часы валяются где-то в чемодане, и никак не получается снести их в ремонт.
В комнате никого не было, да и во всем филиале, пожалуй, тоже: женщины разбежались по магазинам, мужчины – в столовой или домовой кухне напротив. Там сейчас разливают по тарелкам фирменный кулеш, накладывают фирменные биточки «по-селянски» с тушеной капустой, горячие блины. Недурно бы употребить и то, и другое, и блинки со сметаной, запить двумя стаканами компота из свежих фруктов, но такой обед потянул, бы на целковый, не меньше.
Заблоцкий накрыл чехлом свою «гармошку» – вертикальную установку для микрофотосъемки, надел плащ, прихватил портфель и направился в гастроном. Там он купил бутылку варенца и городскую булочку за шесть копеек. Двинулся обратно и тут увидел в гастрономии недлинную, но плотную очередь. Продавали ливерную колбасу по рубль семьдесят. Он постоял у прилавка, побренчал в кармане мелочишкой. Колбаса что надо – печеночная, свежайшая. Третьей у головы стояла полузнакомая тетка из угольного отдела, а у кассы в этот момент – никого. Заблоцкий выбил чек, подойдя к тетке, приветливо кивнул: «Вы за колбасой? Возьмите и мне сто граммов. Для кошки». Женщина с неудовольствием взяла чек.