Странное это было собрание. Не то производственная летучка, не то групповой сговор. Присутствующие расселись широким кольцом подле костра, но костер был не в центре. Смыкая кольцо, он, казалось, тоже являлся участником и наравне со всеми имел свое мнение и право голоса.
Около костра на перевернутом ведре чинно сидел Матусевич. Слева от него возлежал Высотин, подперев кулаками рыжеватую бороденку. Рядом по-турецки согнул ноги Тапочкин и тихонько выстукивал по голенищу резинового сапога барабанные ритмы. За ним примостились на чурочке Шляхов и Лобанов, бедро к бедру, плечо к плечу. Боком к центру круга расположился Костюк, всем своим видом выражая непричастность к происходящему: я здесь, но не с вами. В полуметре от него уткнул нос в колени Заблоцкого Дюк. По другую сторону костра сидел на пеньке Князев в своей излюбленной позе: локти уперты в колени, пальцы рук сцеплены. Чуть поодаль дымили махрой горняки.
– Все собрались? – спросил Князев и провел глазами по кругу.
– Есть предложение избрать президиум в составе… – скороговоркой начал Тапочкин, но Высотин ткнул его в бок, и Тапочкин прикусил язык.
– Обойдемся без президиума, – сказал Князев. – И без секретаря. – Он еще раз обвел всех глазами и встретился взглядом с каждым. Над лесом висела круглая маслянистая луна, костер пылал ярко и ровно.
Три дня назад, – начал Князев, – я беседовал с начальником экспедиции. Доложил о нашей находке и сказал, что считаю необходимым изменить направление поисков. Начальник экспедиции не согласился со мной. Я пытался настоять на своем, но мои доводы его не убедили. Он дал распоряжение продолжать ту работу, которую мы сейчас делаем. Я собрал вас вместе для того, чтобы обсудить, как нам быть дальше. Мне нужна ваша помощь и ваше согласие. Один я ничего не сделаю… – Он вынул сигарету и долго разминал ее. Потом прикурил, глубоко затянулся. – Вот такая, братцы, штука… Все это, прямо скажем, чем-то попахивает, но ярлычки клеить не наше с вами дело. Наше дело – найти руду. Коренные выходы материнской интрузии, валуны которой мы обнаружили на Тымере. Они находятся где-то северо-восточнее, скорее всего за пределами планшета. В том, что они там есть, я уверен. Могу доказать это сейчас, не сходя с места, любому из вас… Доказать или так поверите?
– Чего там доказывать, – буркнул Лобанов.
– Ну хорошо, если так. Примем это за аксиому. Слушайте дальше. Мы, конечно, можем спокойно доработать нашу площадь, зимой написать проект поисков на сопредельной территории и на будущий год во всеоружии искать эти самые коренные выходы. Но надо ждать десять месяцев. За это время может многое измениться. И в нашей личной жизни, и в международной обстановке опять же. Не знаю, как вас, меня такая оттяжка не устраивает. Выходы интрузии – кровь из носа – необходимо найти в этом сезоне, зимой прощупать ее глубокими шурфами, пробить зимник, забросить станки, а летом начать бурение. При сложившейся обстановке я вижу только один выход: мы своими силами создаем особый поисковый отряд. Этот отряд пойдет на восток. Остальные будут кончать планшет…
– Ура! – закричал Матусевич и захлопал в ладоши.
– Погоди радоваться, я не кончил. Предупреждаю: будет трудно. Так трудно, как никогда еще не было. И тем, кто пойдет на восток, и тем, кто останется. Особенно первым. Плавать там негде, лошадей нет, все на себе. Рации тоже не будет, не дай бог случится что – помочь сразу не сможем… Ну, а тем, кто останется, придется за двоих вкалывать – и за себя, и за ушедших. Если сейчас у каждого дневная норма – двенадцать-шестнадцать километров, придется давать двадцать, а то и больше. А световой день будет чем дальше, тем короче…
Князев сделал паузу. Тапочкин озадаченно произнес:
– Тяжеловато…
Остальные молча курили.
– Через неделю попробуем пустить еще одну пару – Заблоцкого и Костюка.
Услышав свою фамилию, Костюк вздрогнул, растерянно обвел всех глазами.
– В маршруты? – упавшим голосом переспросил он. – А варить кто будет?
– Установим дежурство.
Костюк хлюпнул носом и съежился.
– И последнее, что я хотел сказать. Вся эта затея нелегальная, на мой страх и риск. В экспедиции никто ничего не должен знать. Найдем руду – мы герои, победители, а победителей не судят. Не найдем – ну что ж, спрячем пикетажки особого отряда до лучших времен. Но если в случае неудачи кто-нибудь проболтается – трезвый, пьяный, какой угодно и кому угодно, – может дойти до ушей начальства. Неприятностей потом не оберешься. Так что смотрите, братцы… Ну вот, у меня вроде все…
Князев подобрал у ног еловую шишку и принялся старательно лущить ее. Никто не пошевелился, все, словно зачарованные, смотрели на эту маленькую шишку в руках Князева. Только Матусевич так и ел глазами Лобанова, но тот не глядел в его сторону.
Шляхов откашлялся, просипел:
– Вона как бывает… Мы-то, Александрович, могила, не первый год с тобой комаров кормим. Мы-то не проболтаемся…
– Конспирация, – вставил Тапочкин. – Тайну вклада гарантируем.
Лобанов угрюмо сверкнул глазами.
– Пусть кто трекнет. Задавлю, как кутенка…