Рядом со мной стояли печально знакомые маленький толстячок и его высокий симпатичный охранник. Черные балахоны освирдов неприятно резанули мне глаза, но родителей не выбирают. Что поделаешь, если у них на роду написано… Я бы ни за что не заподозрила Грэма в приступах дружбы по отношению к Рибарди, поэтому сразу определила красавчика в охранники. Такое бесстрастное выражение лица, мускулы, которые невозможно скрыть даже самым свободным балахоном, и огромный рост – всё говорило в пользу моего умозаключения.
Охранник, так и есть. Но не слишком ли много возомнил о себе этот маленький коротышка, чтобы заставлять таскаться с собой человека?!
– А где твой парень? – вдруг поинтересовался предмет моих дум, – Потеряла? Или сбежал от тебя?! От такой-то странной девахи… Гы-гы-гы…
Ненавижу, когда меня называют странной! Аж в дрожь бросает от этих слов. Всё свое детство меня называли странной, и как же я ненавидела это… – быть ремесленниками, создателями зеркал?..
Я отставила стакан, стараясь не делать резких движений.
Прозвучал противный гнусавый смех. Он возмутил меня и… всколыхнул темное, тщательно скрываемое, естество. Я физически почувствовала, как закипаю. Особенно от того, что насмешку подхватил и высокий парень, и теперь надо мной потешались двое. Только, в отличие от противных всхлипываний Рибарди, смех Грэма звучал, как икота и был резким и прерывистым.
А ведь пару секунд назад я искренне пожалела парня!
– Не выдержал… Гы-гы-гы… Древнюю… Гы-гы-гы… – толстячок ухватился за живот и даже слегка присел от смеха.
Он искренне издевался надо мной, и стало еще противнее.
– Знаешь, что…– я постаралась говорить спокойно, – Не лезь не в свое дело. Иди, куда шел!
– Не нравится? Гы-гы… А чо бровки-то нахмурила, а? – не унимался Рибарди. Впрочем, его смех резко оборвался, – Думаешь, мне приятно лицезреть твою противную рожу? Да таких, как ты, мы травим в первый день, как крыс! Заразных крыс!
– Что? – мне показалось, что я ослышалась.
Они же не могут сравнить меня с грязными помойными животными?!
Мое изумление стало спусковым крючком, и парней прорвало. С перекошенными лицами они начали указывать на меня пальцами и кричать на всю округу:
– Крыса, крыса! Здесь крыса! Крыса! Дави крысу!
В голову почему-то сразу ударил сильный ветер, а может, мне только показалось. Стало жарко и душно, и несколько прядей залетели в приоткрытый рот.
Они издеваются! Специально собираются вывести меня из себя, чтобы я заплакала.
– Они хотят твоих слез. Значит, не показывай им их, – вспомнились слова папы, и я твердо попыталась взять себя в руки.
Встала, стукнувшись о столешницу, но даже не заместив этого. Деревянного стола и лавки передо мной не существовало, я только видела перед собой две фигуры в черном балахоне, согнувшиеся пополам от смеха.
Несправедливые, жестокие слова. Они поплатятся за это!
Пелена наползала на глаза и затемняла мой разум. Как со стороны я слышала обзывательства и пыталась осознать свои дальнейшие действия.
– Не слезы они увидят мои, – подумалось мне прежде, чем всхлипывания Рибарди внезапно оборвались, а Грэм испуганно выругался на непонятном языке.
А зрение исчезло.
Я снова ничего не видела. Слух, сильно обострявшийся, доносил до меня невразумительный шорох и чью-то возню.
А потом всё стихло, и… вместо того, чтобы вздохнуть спокойно, мне стало страшно.
Они позорно бросили меня и убежали. Испугались… А я стою у стола, видимо, мои глаза снова сияют, как два зеркала.
И я стою одна. Тихо… Но ведь за столом сидели и другие студенты. Неужели, все разбежались?!
Прислушалась. Поднявшийся ветер свистел в ушах, изрядно повредив прическу. Судя по всему, пучок съехал набок, и я без всякой магии выглядела неприглядно.
Вокруг тишина… Изредка скрип стволов, да где-то вдалеке стучит топор. Или дятел....
– Опять ты! – раздался глубокий голос, и мое сердце отчего-то среагировало.
Это не был голос Грэма или Рибарди. Но он был также мне знаком…
– И как часто входишь в это состояние? – полюбопытствовал мужчина.
И я услышала скрип ботинок. Он подошел ближе, и, хотя я полностью уверена, что знаю, кто это… Было неловко.
Сердце сжалось от того, что я полностью находилась в зависимом состоянии. И не видела, куда идти. Не понимала, где он стоял.
Мне нужно вернуть зрение!
– Иногда… случается, – тихо сказала я, мысленно прося небеса мне помочь.
– Понятно, – ответили мне, – И как самой… Нравится?
Что за глупые вопросы? У нас не светский вечер и не салон мадам Фюрон, где нужно продемонстрировать благородные манеры.
– Не очень… Можно мне идти?
Я щупала руками воздух, надеясь, что рядом со мной лавочка, но вместо этого уперлась ладонью в грудь.
– Ой.
А если это не он? А если вокруг стояла куча студентов, которые вытаращив глаза, изумленно наблюдали за моей рукой, плавно съезжающей по груди?
И какие мускулы спрятаны под плотной тканью? Мне лучше не думать об этом!
– Ты уверена, что хочешь вернуть себе зрение? – мою руку перехватила чужая ладонь и крепко сжала.
Не отпуская, держала у себя на груди.
А я замерла.