Деканша поволокла парня вдоль стены, но стена вдруг кончилась, и спиной вперед Калеб повалился в открытый дверной проем, дохнувший неожиданным холодом. Громко смеясь и злобно, по-змеиному шипя, женщина придавила Калеба к полу, распластав. Их тела переплелись на чем-то вроде циновки. Все, что видел Калеб, – безумные, яркие глаза.
Он застонал, и Ангел – вслед за ним.
А потом со своим стоном присоединился кто-то еще.
Это был до боли знакомый звук, настолько хорошо знакомый, что потребовалась секунда, чтобы определить, где находится его источник. Повернув голову, Калеб уставился в ту часть комнаты, что до поры была сокрыта в тени.
Иногда лучше не всматриваться так далеко, куда позволяет взгляд. И не слушать все, что можно услышать.
– Господи! – простонал, совершенно по-детски
– Мы как раз вовремя, – сказала ему Клара. – Представление начинается.
11
Комната оказалась куда шире, чем можно было предположить.
Множества черных свечей, расставленных повсюду, не хватало, чтобы осветить все помещение, затянутое густым дымом. Хотя благовония были его единственным видимым источником, едва ли они могли произвести столь много без помощи каких-то темных сил.
В просторном помещении было так холодно, что каждый выдох сопровождался облачком пара, сразу тонувшем в дыму. Серая пелена не позволяла видеть дальше, чем на метр вперед. Это была очень странная «спальня», если Клара не солгала, сказав, что зовет именно туда. Ложем здесь служил алтарь – почему-то Калебу хотелось назвать этот предмет интерьера именно так, хотя тот куда больше походил на длинный широкий фуршетный стол вроде тех, что выставляют для абитуриентов на днях открытых дверей.
Девушка, лежавшая на алтаре, раздвинув ноги, могла вполне быть мертвой: ее глаза закрывали стеклянные полусферы, а рот и уши заклеили полосками черного скотча. Она была обнажена, если не считать двух блестящих цепочек, обвивающих тело. Ее руки и ноги были крепко привязаны цепями к алтарю.
Это была она.
Не вызывающая пародия, какой явилась к Калебу Клара. Та самая.
Калеб простонал и содрогнулся от ужаса. Лягуха Фред не соврал, не выразился в свойственном сновидцам иносказательном ключе. Его слова трактовались прямо.
Калеб чувствовал запах крови. Его было
Кто-то еще стонал. Возможно, от того, что его били – и били больно. Но по какой причине вершилась экзекуция и почему именно здесь? На теле девушки следов побоев точно не было – бледное ровное свечение, исходящее от ее кожи, внушало разве что не умиротворение. Но, возможно, наказание, чьи отголоски терзали уши Калеба, проходило на каком-то другом, нематериальном уровне. Призраки, знакомые Калебу, и те, чьи страдания он еще не успел познать, стенали и бесновались, покуда через стылый эфир комнаты, куда привела парня деканша, проходили разряды зловещей концентрированной тьмы.
– Хватит, – прошептал Калеб. – Не мучайте ее.
– Не нравится? – Деканша хихикнула над самым его ухом. – Но ведь это так
Сбросив ее с себя, Калеб приподнялся на локтях.
Алтарь стоял в центре тщательно вычерченной мелом – обычным мелом, который в изобилии водился на территории университета – круговой мандалы, заключившей в себе сложный многоступенчатый геометрический узор. Одни его элементы казались знакомыми, другие насылали дрожь, на третьих кто-то, похоже, успел оттоптаться, и вместо четкой картинки осталось лишь пятно меловой пыли. А может, это не в узоре был изъян, а болезненная млечная пелена, застилавшая глаза Калеба – столько призраков разом, что не выделить ни одну обобщенную фигуру, одна лишь эктоплазма, намазанная тонким слоем на роговицы глаз, – скрадывала важные детали. За пределами колдовского круга в беспорядке валялись вещи: предметы одежды, исписанные листки бумаги, черные академические шапочки с квадратными тульями, половинки пивных алюминиевых банок со вставленными в них чадящими огарками.
В одной руке девушка на алтаре держала книгу.
Грудь девушки вздымалась вполне заметно, теперь Калеб мог это видеть.