На данный момент более или менее ясно то, что, подобно лихудовской академии, в первой трети XVIII века академия отличалась весьма пестрым составом учащихся, хотя можно сказать, что он сделался несколько более «плебейским» по сравнению с лихудовским периодом. Собственно говоря, из двух отчетов о составе корпуса учащихся академии, отправленных в Синод в 1727 и 1729 годах, следует, что в ней обучалось совсем немного детей из дворянских семейств. Более того, новые украинские и белорусские преподаватели Славяно-греко-латинской академии привели с собой ряд родственников и учеников из Киева. До 1729 года более трети студентов академии составляли сыновья священников («поповцы»), а еще треть – солдатские дети. Остальными были разночинцы, дети подьячих, крестьяне и «боярских людей дети». Дворян среди учащихся насчитывалось чуть более 1%. После 1729 года в академию принимали лишь детей духовенства, чиновников и «разночинцев»; таким образом, для детей крестьян вход в нее был закрыт. Как и в лихудовский период, ученики академии, судя по всему, поступали на службу в государственную и церковную администрацию (а также в духовенство) еще до завершения учебы или же переводились в более специализированные школы – математические и медицинские. Прогулы и отток учащихся в другие школы служили постоянным предметом беспокойства для руководства академии. По мнению Р. Ларионова, академия приобрела статус университета и ее учащимся гарантировался юридический иммунитет – точно так же, как в «доклассических» европейских университетах779
. Среди выпускников академии мы встретим многочисленных учителей, дававших уроки потомству российской аристократии, а также крестьянина Михаила Васильевича Ломоносова, поэта, литературного теоретика и ученого-естествоиспытателя780. В этом смысле Славяно-греко-латинская академия продолжала играть роль учебного центра, пополнявшего своими выпускниками административную, культурную и отчасти церковную элиту царя-реформатора Петра I и его наследников. И первыми этот курс Славяно-греко-латинской академии задали Иоанникий и Софроний Лихуды.Согласно господствовавшему прежде историографическому подходу, Петр I навязывал свои реформы и поворот в сторону Запада сопротивлявшимся его начинаниям русским, будь то верхушка элиты или представители государственной администрации. В рамках этой интерпретационной традиции инициативы Петра рассматривались как культурная революция, сводившаяся к секуляризации, сочетавшейся с вестернизацией, которые насаждались преимущественно властями, причем сам Петр играл роль демиурга781
. Некоторые исследователи критиковали упор на элитарную культуру Петровской эпохи, отмечая его недостаточность, и указывали, что за пределами Москвы и Санкт-Петербурга даже после смерти Петра еще долго господствовала прежняя, «традиционная» российская культура782. То, что движущей силой перемен был Петр, как и западная ориентация многих его инициатив, не подлежат сомнению. По этой причине такие понятия, как «вестернизация» и «секуляризация», могут сохранять свое интерпретационное значение, если применять их с учетом контекста. Культура Петра и его ближайших соратников и сподвижников в русской политической и административной элите была пронизана барочными элементами, включая христианизированные представления о римском историческом прошлом, идеи о личной харизме, полученной от Бога, и влияние эзотерики и астрологических теорий783. В петровской России шел процесс культурных изменений, не в последнюю очередь благодаря неослабному влиянию различных аспектов европейских барочных течений. Цель данной книги состояла в том, чтобы раскрыть роль, сыгранную собственно барочным иезуитским образованием в интеллектуальном формировании по крайней мере некоторых представителей московской политической и административной элиты. Именно благодаря тому, что академия ценила нерелигиозные знания, в ней обучали греческому и латыни, знакомили студентов с античным наследием, риторикой и натуральной философией, характерными для христианского гуманизма. В этом отношении академия внесла заметный вклад в рост интереса к знаниям как ради самих знаний, так и ради карьерных успехов. В рамках этого обучения светские и религиозные аспекты переплетались, объединялись и исполняли истолковательные роли и функции по отношению к его получателям. В этом отношении академия содействовала проникновению светских элементов в русскую элитарную культуру. Несомненно, Петр I не проявлял большого интереса к более теоретическим сторонам этого образования. Очевидно, однако, и то, что он ценил лингвистические навыки, расширение интеллектуального горизонта и практические способности, которые обеспечивала академия при подготовке кадров для его администрации, и с готовностью стремился использовать все это в своих собственных целях.СТУДЕНТЫ СЛАВЯНО-ГРЕКО-ЛАТИНСКОЙ АКАДЕМИИ, 1685–1694784