Трёхэтажный, тяжёлый и суровый каменный домище без окон, по крайне мере, окон не было в той стене, которой он был ко мне повёрнут. Высокая, простая, но крепкая деревянная ограда, выше даже, чем у Академии. По верху шёл частокол остроконечных прутьев, на которые была намотана колючая металлическая паутина, щерящаяся острыми шипами.
Такая ограда резко отбивала настрой на кражу или разбой, не то что отбивала, — убивала в зародыше, да и просто попытаться залезть без спроса из любопытства думаю, никто бы не рискнул. Но я и не планировала проникать сюда тайно. Ворота здесь тоже имелись, вполне себе респектабельные, разумеется, наглухо закрытые. Я подошла поближе — никаких надписей и табличек не наблюдалось. Дождь злорадно усилился, голые мокрые руки закоченели, и я решительно постучала, где-то в глубине души уверенная, что никто меня не услышит, никто не откроет, и вообще — нет здесь никого, а дурацкое письмо — розыгрыш или ошибка…
Ворота не открылись, зато внутри самих ворот распахнулась маленькая калитка, и оттуда высунулся на редкость лохматый бородатый мужичок, больше напоминавший лесного гнома, нежели охранника или хозяина постоялого двора.
Впрочем, невероятно глупо делать постоялый двор в такой глуши.
Мужичок уставился на меня весьма недоброжелательно, даже воинственно. Начисто игнорируя холодные капли воды, падающие ему на лицо, на крупный нос, увенчанный бородавкой.
— Доброго… — осеклась, поняв, что понятия не имею, какое сейчас время суток: утро, день или уже почти вечер. — Доброго времени. Я Джейма.
— Ну и?! — почти грубо отозвался мужик. — Дальше что?
Я растерялась, хотя обычно грубость из седла меня не выбивает.
— Ну… Мне пришло письмо с этим адресом и…
Я стала копаться в кармане, пытаясь извлечь уже довольно мятый конверт, но мужичок неожиданно цепко ухватил меня за запястье.
— Дальше как, говорю! Фамилия твоя какая?
— Ласки, — и, невольно съёжившись под его неожиданно внимательным, серьёзным взглядом, добавила, — Менел. Джейма Менел.
— Проходи, — кивнул мужичок, отступая. — И знай, магичить тут у нас нельзя! Надо, чтобы спокойно всё было, усекла?
— А что здесь находится?
Мужичок ещё раз окинул меня недовольным взглядом.
— А куда ты шла? — и не успела я ответить, продолжил. — Бриокский приют для смятенных духом имени Святого Тимиона. Долгонько тебя не было. Явилась, значит.
Я невольно отступила обратно к ограде.
— Я не сошла с ума!
— Иди уж, шутница, — пробурчал мужик. — Мы тут редко шутим, как-то нам тут не шутится, знаешь ли.
Ничего не говорю больше. Окна в доме всё-таки есть, с одной стороны, из-за чего он кажется будто бы ослепшим на один глаз. Мы поднимаемся по каменным ступенькам, проходим внутрь холодного и пустого холла, эхо шагов вибрирует в голове. По дороге нам попадается пара женщин, тоже невысоких, полных и слегка сутулых, от этого ощущение, что я оказалась в царстве гномов, только усиливается. Мы поднимаемся на второй этаж, и я вижу несколько предельно простых дверей, но простых только на первый взгляд. От мерцания переплетённых магических нитей рябит в глазах. Двери удерживаются не только замками, но и магией. Ловко, словно пасечник, заглядывающий к пчёлам, мужичок снимает защитное заклятие и отцепляет с пояса внушительную связку ключей, выбирает один и вставляет его в замочную скважину. Поворачивается ко мне.
…недавно я думала, что мало чего боюсь. Но сейчас… Сейчас мне, кажется, страшно, как никогда. До одури пугает бесшумно открывающаяся дверь, словно за ней меня ждёт разверзнутая пасть чудовища.
Но в комнате, самой обычной, обставленной скромно и безлико, чудовищ нет. Только рыжая тоненькая женщина в белом домашнем платье, сидящая в кресле в углу с рукоделием в руках.
Пухлые золотистые нити пряжи, тонкие серебристые спицы так и мелькают в её руках.
У меня, кажется, останавливается сердце, подгибаются ноги. И вмиг пропадают все слова, даже мысленные, словно печати тишины и безмолвия снова обрушились на меня.
Но всё-таки я делаю шаг вперёд. Еще шаг и ещё, не обращая внимания на закрывшуюся за мной дверь, ничего не видя, кроме этой женщины, такой похожей на меня саму, словно я смотрюсь в зеркало.
Она на меня не смотрит, разглядывает только золотое вязание на своих коленях, то и дело шевеля узкими бескровными губами, вероятно, считая петли. И поскольку я не набираюсь смелости её окликнуть, то просто опускаюсь на колени, чтобы заглянуть в её лицо.