Академия Трех Сил

Потом кровать заскрипела и чуть просела под чужим весом. Магический светлячок погас, комната погрузилась во тьму. Я притихла: чудилось, что теперь точно слышно, как лихорадочно бьется мое сердце. Но тишина все тянулась и тянулась, и, осмелев, я высунула нос из-под одеяла. Прислушалась. Хен дышал мерно и спокойно. Заснул?

Немного отлегло от сердца — хотя бы не будет смеяться надо мной, а к утру все уже более-менее забудется. И тут вспомнила, как он шел к спальне. То, что, казалось бы, не разглядела тогда, вдруг само встало перед глазами.

Я зарылась лицом в подушку.

— Хагос! — вырвалось полушепотом отчаянное, и я снова вслушалась в дыхание Хена.

Спит.

Вздохнула, перевернулась. Втихаря глянула сквозь ресницы. Точно спит. Я придвинулась ближе, притворяясь, что во сне. Уткнулась лбом в мужское плечо. Вот сейчас Хен что-нибудь скажет…

Но он молчал, только повернулся ко мне лицом, и на меня легла тяжелая рука.

Под ложечкой сладко засосало. Я затаила дыхание и только через долгий миг спохватилась, что этим выдала себя. Теперь, если он не спит, точно знает, что я проснулась. А может, это к лучшему?

И я во все глаза уставилась на Хена.

Его ресницы чуть дрогнули. Тоже не спит. Сердце заколотилось уже как сумасшедшее. Рука Хена придавливала меня к постели, а иначе… иначе я могла бы чуть податься вперед и поцеловать его в губы. А у него на шее бьется жилка. Дыхание спокойное, но, если прислушаться, слишком легкое, будто Хен с трудом заставляет себя не реагировать.

В горле пересохло. Я облизала губы, почти решившись действовать — и будь что будет. И тут Хен отвернулся.

Не сдержалась, вздохнула порывисто и разочарованно. И сама перекатилась на другой бок. Подумаешь! Не хочет — ну и не надо! Бегать за ним не буду.

В ту ночь я еще не знала, что очень скоро все мои решения перестанут что-либо значить, а наши отношения бесповоротно изменятся.

* * *

Сессия началась не очень.

Старый, похожий на жабу профессор по животноводству зверствовал так, будто все мы стремились стать магами-животноводами, за зачет по своему предмету хотел, чтобы у всех от зубов отскакивало. Остальные преподаватели были не многим лучше. Каждый считал свой предмет самым важным и нужным, совершенно не думая о том, что, скажем, боевикам вряд ли часто придется варить нужные зелья (их всегда можно купить) или самостоятельно чинить артефакты (а артефакторы на что тогда?).

Вдруг оказалось, что те предметы, посещение на которых особо не учитывалось, сдать сложнее всего, и я завалила историю твареведения и готовилась к пересдаче. Лекции и тренировки на время сессии отменили, но позволить себе такую роскошь, как совсем не тренироваться, я не могла: Хаунд. Если я всерьез рассчитывала побить его на турнире, нельзя было терять ни дня. А он ходил гоголем, поглядывал свысока, отпускал язвительные комментарии, когда мы встречались в коридорах академии.

Успокаивала только мысль, что я поговорила начистоту с двумя другими парнями из клановых. Пояснила, что если Хаунд выдавит меня, то следующими будут они. Парни, Митен и Лавайс, собственно, и сами уже пришли к такому выводу и вели себя вполне миролюбиво. Договорились если не держаться друг друга, то хотя бы не поддерживать травлю — а это уже большой шаг.

Еще радовало то, что приручение магического меча продвигалось. Мы с Хеном нашли отличное место для тайных тренировок в том же здании, где нас поселили. На третьем этаже обнаружилось незапертое помещение — судя по столам и стульям, неработающая столовая. Мы расчистили середину зала и носились, лупя друг друга магическим оружием.

Проблемой оставался сам Хен, вернее, наши отношения.

Тяга к нему сводила меня с ума. Взгляды, прикосновения, внезапные паузы в разговоре, то, какое напряженное, отчаянное выражение лица у него делалось в такие минуты — все это сбивало с толку и добавляло дурости в мою и так не самую умную голову. Но я поклялась себе, что больше ни словом, ни жестом не буду проявлять ненужную инициативу, и слово это держала.

Про случай с подглядыванием и глупой местью мы оба не упоминали. Но после того дня Хен, кажется, решил не ложиться, пока я не засну. Может, конечно, так выходило случайно, но теперь я всегда засыпала в одиночестве, и такое отношение слегка обижало. Как будто он опасался, что я на него наброшусь.

Каждый совместный день был как сладкая пытка. Мы словно застыли в шатком равновесии. Это было ненормально — и взгляды, которые длились дольше, чем нужно (а может, так только мне кажется?), и случайные прикосновения, которые ощущались как наждаком по коже, болезненно остро и пронзительно, и то, как быстро Хен убирал руку, показав мне очередной прием, как поспешно отстранялся, будто хотел сохранить дистанцию. И мое растущее желание быть с ним рядом постоянно, обнимать, утыкаться носом… Чувствовала себя мухой, застрявшей в сладкой паутине, когда паук вместо того чтобы поскорее сожрать, ходит по краешку и только смотрит, не проявляя ни малейшего желания наброситься. Но и освободиться невозможно.