Губы Хена раскрылись навстречу, он углубил поцелуй, рука легла на мой затылок, не позволяя вырваться. Но поцелуй вышел коротким. Хен будто заставил себя прерваться. Встал, отстранил меня, мягко чмокнул в макушку. Я разочарованно надулась. Возбуждение не схлынуло, так и бурлило внутри, и я чувствовала себя котенком, за шкирку оттащенным от миски с едой, или пьянчугой, у которого отобрали налитую кружку вина.
Не обращая внимания на мои гримасы, Хен исчез в ванной. Послышался шум воды. Я немного посидела за столом, потом сбежала в спальню. Нырнула в постель, спряталась под одеялами и принялась ждать.
Хен появился, когда меня уже потянуло ко сну. Впрочем, когда кровать качнулась от тяжести чужого тела, я разом проснулась и затаилась, чувствуя себя мышонком в норке. Хен лег, жестом погасил светляк, привычным движением повернулся на бок лицом ко мне и вздрогнул, буквально наткнувшись на мой взгляд.
— Не спишь? — спросил, будто пытался выиграть время.
Я ничего не ответила, продолжая сверлить его глазами. Одеяло закрывало нижнюю часть лица, так что я чувствовала себя как в домике, а Хену, кажется, было неуютно, потому что он не мог прочесть выражение моего лица. Наверное, поэтому он осторожно сдвинул одеяло вниз. Улыбнулся, поймав мою робкую улыбку.
— Спи уже. У тебя ведь завтра с утра экзамен, разве нет?
«Спи?»
Я кивнула, не сумев подавить разочарование. А как же?.. И плевать на все экзамены, если сегодня может произойти кое-что поважнее.
Хен будто понял. Мягко усмехнулся и объявил:
— После сессии поедем к твоим.
Улыбка сползла с моего лица. Это еще зачем?
— Хочу внести вено. Пока я этого не сделал, между нами ничего не будет.
Я задохнулась от возмущения. Что?! Несправедливо! Мама и так вытянула из него уйму денег! Открыла было рот, чтобы вылить на голову Хена поток возражений, но он предугадал и накрыл пальцем мои губы. Твердо сказал:
— Нет. Сначала вено, потом все остальное.
Может, я бы сопротивлялась и дальше, но Хен, словно решив разом покончить с моими протестами, вдруг перекатился, оказываясь надо мной, и принялся целовать.
Я была словно гусеница в плену одеяла и тяжелого мужского тела, спеленатая по рукам и ногам, а Хен явно наслаждался моей беспомощностью.
Когда поцелуй закончился, я тяжело дышала, мысли улетучились. Но когда Хен слез с меня и лег рядом, первым делом поинтересовалась:
— А когда ты решил, что я все же тебе нравлюсь?
Хен удивленно приподнял брови, снова заулыбался.
— Сложный вопрос. Я понятия не имею. Не думаю, чтобы решал что-то. Зато знаю, когда понял, что дело швах.
Подбор выражений меня позабавил. Но я затаилась, чтобы не пропустить ни слова.
— Ты ведь поцеловала меня тогда в палатке ночью?
Вопрос застиг врасплох, и в памяти поразительно ярко встали подробности той ночи. Разговор с Карином у костра, обида, Хен, спящий в палатке. Его лицо с закрытыми глазами — и мой нечаянный порыв.
Наверное, я густо покраснела, потому что нынешний Хен, не скрываясь, смеялся. Правда, почти сразу посерьезнел.
— Тогда я решил, что мне приснилось, но… Не знаю, сложно объяснить. Я вдруг понял, что все не так, как мне казалось. Включая мои собственные чувства. А потом, на следующую ночь, когда ты призналась… Я испугался. — Хен на миг замолчал, его кадык дернулся. — Себя испугался. Того, что, оказывается, я тоже к тебе чувствую… что-то. А потом твоя матушка устроила переселение. Так и покатилось все по наклонной… — Он усмехнулся, показывая, что шутит.
— Ты за мной подглядывал, — пробурчала, чувствуя, как горят щеки. Хотя они весь вечер полыхают не хуже светляка, мной можно комнату освещать.
Хен подпер рукой голову и уставился на меня с многозначительной усмешкой.
— А ты не специально это устроила?
— Нет, конечно!
— Ну мало ли… Ты ведь постоянно ходишь в таком виде… провоцирующем. Все недоумевал, ты специально или просто не понимаешь.
Я хлопала глазами. Провоцирующий вид? О чем он? О старых домашних шортах? Или бесформенной кофте? Или хлопковой маечке вместо красивого кружевного белья? Даже из-под одеяла вылезла, села, скрестив ноги, и потянула кофту, показывая:
— Ничего же не видно, она даже не облегает…
Хен окинул меня медленным вдумчивым взглядом. Уделил особое внимание скрещенным ногам, и я в который раз подумала, что похвастаться мне нечем. Вот были бы у меня ноги от ушей, как у Лидайи. А так — обычные, пожалуй, слишком толстые в ляжках, пятнистые от синяков — неизбежное зло от тренировок.
— Ничего ты не понимаешь, — пробурчал Хен, — совсем ничего. Давай спать.
И повернулся ко мне спиной, гад этакий.
Вне себя от возмущения я закуталась в одеяло, но буквально через пару минут нырнула под соседнее и прижалась к горячей спине.
— Сатьяна… — простонал Хен. — Спи.
— Как раз и пытаюсь заснуть.
Он вздохнул, смирившись с неизбежным, и наступила тишина.