Академия Весны

Время уже позднее, деревня почти пуста. Парни собираются на охоту, но, в общем‐то, не ждут никакого результата, потому что уже давно никто не видел никого на улицах. Летом постоянно можно встретить ночью нескольких иных, а осень и учебный год очистили улицы. Стерн Хейз может сколько угодно говорить, что иные должны бояться чистых истинных, но на деле иные сейчас боятся только не сдать зачеты в конце семестра.

– Теран? – Он удивленно вскидывает брови.

– Хейз, – фыркает она.

– Что ты делала в машине моего отца?

– Болтала с крестным. – Она закатывает глаза, огибает Рейва и идет вдоль по улице к своему дому.

Мэр Бовале Хейз – крестный Бэли Теран. Но они никогда не были особенно близки.

– Здравствуй, сын. – На губах отца широкая открытая улыбка, а Рейв удивляется, почему с клыков не капает яд. Отец высокий, крупный, по‐деловому привлекательный. Это у него не отнять.

– Здравствуй.

– Прогуляемся? Хотел выйти в океан. – Он кивает в сторону побережья, и Рейв пожимает плечами.

– Там парни хотели выйти на охоту…

– Тсс, потише, не кричи так, – улыбается отец.

– К чему все это? – Кажется, впервые за долгие годы Рейв спрашивает о чем‐то действительно важном.

– Мы уже обсуждали столько раз…

– Нет, не то. К чему этот фарс? Зачем нам скрываться?

– Ну, ты же знаешь…

– Не знаю.

Лицо Стерна каменеет, будто он заметил неисправность в механизме, который никогда не подводил.

– Рейв, кто‐то вкладывает тебе в голову неправильные вопросы?

– Нет. – И вот тут проще не продолжать расспросы. Ответа не будет, по крайней мере искреннего.

– Так как насчет выйти в океан? – На лице Стерна появляется улыбка, настолько искусственная, что это даже смешно.

Рейв кивает и закрывается. Мимолетная вспышка жажды правды проходит, и можно снова делать вид, что все нормально. Иррациональный страх, что отец сделает действительно больно, привитый с детства, не дает нарушать установленные правила. В Траминере это называется воспитание.

– Я не одет.

Стерн тоже не одет. Он в белых брюках и белой рубашке, на плечах завязан белый свитер. Похож на прилежного студента, а не на политика.

– Ты в спортивном костюме, это вполне подходящая одежда. – И отец не слушает больше Рейва, идет по улице небрежной походкой, засунув руки в карманы. Делать нечего.

В прогулках на яхте нет ничего необычного. Поместье Хейзов стоит на берегу живописной бухты, и все, кому посчастливилось там жить, обожают яхтинг. Рейв и Стерн Хейзы были одними из тех, кто в пять утра спускался с утеса в яхт-клуб, выпивал по бодрящему зеленому коктейлю, улыбался друг другу и шел встречать рассвет. Это почти всегда было очередное хорошее воспоминание в копилку, и все кругом так делали. Прето и его отец тоже были членами яхт-клуба. Как и Хардины. И Бланы. Спускаться с утеса в пять утра, чтобы взять яхту и выйти в бухту, было чем‐то вроде хорошего тона.

Они молчат практически всю дорогу. Отец интересуется делами в учебе, морщится при упоминании отработки, ухмыляется, когда Рейв сообщает, что Шеннен Блан заинтересована в помолвке.

– А ты?

– Мне без разницы. Она обещала сообщить о своем выборе, но пока молчит. Я не тороплю.

Ну конечно! Он только теперь понимает, что и вовсе забыл о Шеннен Блан и ее обещании подойти и узнать, что он решил, она же так и не подошла. Когда вообще это было? До поцелуя или после? По правилам он должен был опередить Шеннен и предложить женитьбу сам, не дожидаясь от нее новой инициативы. Должно быть, она ждет, пока он тут решает проблемы Брайт Масон. Чертов поцелуй стал именем собственным, обозначив целое исключительное событие, и в голове всегда нарочито выделялся с большой буквы. Курсивом. Подчеркнуто. Поцелуй.

– Поторопи, – сухо советует отец. Они останавливаются перед причалом и смотрят на ровный ряд белых лодчонок с парусами, даже яхтами язык не поворачивается их назвать. – Эти шлюпки – всё, что предлагает Академия? – усмехается отец. – Идем.

Рейву кажется, что его в спину подталкивает чья‐то рука. Они спускаются на борт, садятся друг напротив друга, смотрят друг другу в глаза, будто оба знают, что будет дальше.

– Отец? – медленно настороженно тянет Рейв.

Щелк. На его руках смыкаются серебряные браслеты. Парус складывается и падает. Лодка трогается с места безо всяких посторонних вмешательств. С каких пор отец так умеет?

– А это зачем? – Рейв чувствует, что заблокированная магия сделала его совершенно беспомощным. Никогда бы Рейв не подумал, что человек может себя так чувствовать, когда лишен сил. Он просто шутит? Сейчас посмеется и скажет, что это новые образцы браслетов для заключенных?

– Чтобы не создавать никому лишних проблем, – тянет Стерн. Он упирается локтями в колени, переплетает пальцы, склоняет голову набок.

Сердце Рейва бешено бьется, будто перед ним мифический кракен, а не родной отец. Папа. Папочка. Папуля – звучит в голове издевательским тоном.