Ах, ты, мой милый! - сказал кузнец

— В клеточку, в клеточку! — еще со двора, с одуванчиковой поляны, на бегу закричал Парамон.

— Каждый день в клеточку? — выглянул старик из окна. — Давай сегодня зелёненькую оденем?

Кузнец причесывался перед крохотным зеркальцем, и тут Парамон вдруг заметил:

— Волосы у тебя, дед, совсем белые?! Как снег!..

— Разве диво, что снег на голову упал? Сколько по метелям пришлось ходить, — промолвил старик-кузнец. — Это у тебя вон пёрышки какие яркие — молодой! А кстати, как спалось на новом месте? Что снилось?

А Парамону снилась Луна и таинственная Сьерра-Невада, но он не хотел на эту тему распространяться: это была его тайна!

— А я во сне летал, — мечтательно сказал кузнец. — Земля подо мною поворачивается круглым боком... А мне так легко, я смотрю, любуюсь и вдруг понимаю — это же вот она, Земля-кормилица!..

— Пусть и мне такой сон приснится, — попросил Парамон.

— Редко кто чужие сны видит. Тебе свои будут сниться...

Они позавтракали. Старик-кузнец ушел к бабе Клане крышу чинить. Баба Дуня на центральную усадьбу за хлебом ушла. Шарик после завтрака спать на солнышке улегся. А Парамон без определённых занятий оказался.

С одной стороны бездельничать очень хорошо — всякие мысли приходят и среди них может оказаться хоть одна ценная, которую с большим толком можно в дело пустить, но с другой стороны, когда ждешь вечера, чтоб Луну повидать, то безделье — просто мука: вечер кажется таким далеким, что до него просто не дожить! Чем же заняться?

Он и кур по двору погонял — надоело.

Он и Шарику травинкой нос пощекотал — Шарик морщился, чихал, но не проснулся.

Он все одуванчики пересчитал на одуванчиковой поляне... Если он не ошибся, то их цвело тут девятьсот восемьдесят семь.

— Недаром говорят, ох, недаром, что ждать и догонять труднее всего, — подумал Парамон и вдруг вспомнил: — Побегу-ка я Сову Матвеевну покормлю, наверное, сидит в своем дупле голодная и злая...

Сова Матвеевна дремала, но что за сон на голодный желудок. Пирожок она в один миг съела, клювом пощёлкала, промолвила:

— Спасибо, Парамон. Кстати, ты знаешь, как сказать “спасибо”, чтоб тебя все-все, даже иностранцы поняли? Нужно прижать руку к груди, там, где у тебя сердце, и поклониться... Охо-хо-о!..

— Почему вы вздыхаете, Сова Матвеевна?

— Как же не вздыхать!? Разве пирожок, да еще вчерашний, да еще с луком, — это еда для благородной птицы? Мышку бы мне!.. Поймай мне мышку, Парамон, а я тебя хорошим манерам учить буду. И премудрости тоже. Вот например: ”... тогда только можно поверить, что ты ее увидел, когда внезапно в душе засияет свет... ”

— Что увидел? — заинтересовался Парамон. — Кого увидел?

— Не помню... Приходи завтра. Может, вспомню. И мышку не забудь притащить — побалуй старуху!

— Приду, — пообещал Парамон.

— Глупый ты, Парамон. Мне помогаешь, а того не знаешь, что в прежние времена я б тебя поймала и съела!.. — громко заухала Сова Матвеевна: она была глуховата, ей казалось, что она тихо шепчет, а на самом деле так громко ухала!

Но Парамон не обиделся. Если он на нее обидится, кто же ее кормить будет?

Парамон вернулся в деревню и решил посмотреть, как дед крышу чинит бабе Клане. Он пробрался огородами к ней во двор и затаился в кустах сирени.

Старик-кузнец на крыше трудился, а баба Кланя снизу ему указания давала — она любила указания давать, думала, что лучше всех всё знает — и как огород обрабатывать, и как крышу чинить, и даже как правильно жить.

Возле нее сидел черный кот, и хотя он сидел и облизывался, видно, позавтракал сытно, но доверять ему было нельзя: Шарик предупреждал держаться от него подальше.

Баба Дуня вернулась, хлеб принесла себе, бабе Клане и старику-кузнецу.

Шарику кусочек дала, он мигом его съел и “спасибо” сказал.

А черный кот от своего куска отошел недовольно, брезгливо лапы отряхнул, словно говоря: “Неужели вы думаете, что я буду сухой хлеб есть?!”

Тут Парамон испугался — ему показалось, что черный кот заметил его в кустах сирени, но обошлось...

Черный кот прошел мимо, вскочил на высокое крыльцо и разлегся там, как хозяин. Парамон — бочком, бочком! — и собрался незаметно улизнуть, но неловко ветку задел, и черный кот ухо насторожил. Парамон затаился.

— Когда твой внук приезжает? — спросила баба Кланя у бабы Дуни.

— В четверг Алешеньку привезут, в четверг, — обрадованно сообщила баба Дуня. — А твои внуки когда прибудут?

— А мои “архаровцы” двадцать пятого обещались.

— Вот и повеселее нам будет. Без детского голосу жить скучно!

— Уж и веселье настанет! — брюзгливо сказала баба Кланя. — Дым коромыслом, я с ними с ног сбиваюсь. Это у тебя Алексей тихоня, а мои одно слово — “архаровцы”!..

Черный кот встал, выгнул спину.

Парамон опрометью помчался к своей баньке. Все-таки ждать вечера лучше всего было на своем пороге: безопаснее как-то.

Он сидел на порожке, смотрел, как вода в ручье течет, и думал о каком-то Алеше и каких-то “архаровцах”.

Кто они такие и будут ли они дружить с ним, добрые они или злые?..

Неизвестность всегда и волнует, и пугает.

Множество имен Луны

Смеркалось, когда старик-кузнец кончил латать крышу .