Ахэрээну (СИ)

— Кто-то из вас видел песочные часы когда-нибудь? — спросила она, удивив спутников и вопросом, и тем, что заговорила. Описала, чтобы стало понятней. Но оба только слышали о таких.

— Зачем же сейчас вспомнилась заморская диковинка? — у брата Унно даже рана не убавила любопытства, и, кажется, ночь для него слегка отступила. — И где довелось повстречать?

— Так… однажды смотрела на них. Был один день…

Нээле достала деревянную флягу:

— Выпейте, чтобы слушать и видеть лучше, и чтобы в сон не клонило.

— Какой уж тут сон… но ты бы легла сама, — Лиани взял флягу, отхлебнул пару глотков, передал брату Унно. И тот глотнул; в ином состоянии, может, и понял бы, что во фляге, сейчас ничего не заметил.

— Я лягу, как чуть посветлеет, — пообещала девушка. — Не хочу, чтобы во сне подстрелили, — и улыбнулась, показывая, что шутит, а не боится.

Питье быстро подействовало.

Нээле пристально смотрела на спящих. Если верно составила зелье… как было правильно рассчитать? Один просто выносливей многих и многих, другой обладает властью над собственным телом. А делала-то и вовсе для себя… Но нет, сон обоих глубок.

Что ж, горящие монастырские палочки защитят их.

Вздохнув, она поднялась.

Трудно было идти без света, почти наощупь, накалываясь на иглы веток лицом и руками. Сперва оглядывалась — за спиной, чуть успокаивая, тепло горели угли костра, но после их света лишь темней становилось, и смотреть назад перестала. Подле оврага ели чуть расступились, показалось небо в мохнатых тучах, полный месяц то ли очень быстро плыл через них, то ли они стремительно неслись мимо. А внизу не было ветра. Только она сама, ели и ночь.

Девушка присела возле оврага, прислушалась. Сердце колотилось как бешеное, неслось где-то там, высоко, с тучами, и так же рвалось на части.

…Может быть, это ложь, впереди очередная ловушка. А может, и нет, и она узнает это лишь в воротах Эн-Хо.

Свет чуть обозначил то, что она держала в руке, а потом всплеск, и невидимая вода забрала это. Сколько ни всматривалась, не смогла ничего увидеть. А потом ощутила, скорее угадала взгляд, будто паутинка легла на затылок и плечи.

Оглянулась — и почти умерла, сердце упало из туч и остановилось. Энори стоял от Нээле в двух шагах; кожа и одежда словно чуть светились, и потому вокруг него было еще темнее.

— Интересно, — сказал, глядя в черноту оврага; может, видел там расходящиеся круги. — И зачем ты это сделала?

Убегать было поздно. Или ее защитит амулет, или… уже ничего, и это вернее. Собрав силы, она ответила:

— Я тебе поверила.

— И что с того? Остальные двое тоже поверили.

— Да.

Он сделал шаг, небольшой, выходя из тьмы. И еще один, но смотрел по-прежнему на воду:

— Там ведь не только стрела? Там и дротик? Как же тебе позволили?

— Они спят…

— Почему? — он стоял совсем рядом с ней.

— Я… — говорить оказалось трудно, куда тяжелей, чем выдать друзей недавно. — Хорошо помню тот день у тебя в доме. Смотрела, как песок пересыпается в колбе… Не могу испытывать это снова.

— Почему? — снова спросил, ничего не добавив, но и так было ясно.

— У меня тогда все же была надежда. А тебе надежду никто не даст.

Он не ответил, тогда Нээле прибавила отчаянно, не в силах больше держаться:

— Теперь ты сможешь уйти.

— Ты сумасшедшая.

— Нет. Может быть. Просто…

— Ахэрээну… — сказал он, и девушка не поняла, к чему это было. Он вспоминает Опору? Да и странно сказал, словно каждый звук разглядывая на просвет.

— Ты вернешься к мальчику? Ведь хотел этого.

Энори качнул головой, произнес медленно, будто обдумывая.

— Нет. Мне теперь нельзя.

— Но как же…

— О нем позаботятся.

— Кто?

А Энори уже стоял на самом краю овражка, не боясь оползня:

— Там глубоко и вода еще течет после ливня, снесет по течению дальше, — голос звучал отстраненно: — С дротика смоет кровь сразу, но стрела освящена и дольше удержит ее. Около суток, пожалуй.

— Невозможно, — почти прошептала. Себе-то зачем она врет? Если брат Унно знает об этом, если он скажет… Лиани может рискнуть, попытаться достать. Снова она приносит беду.

— Иди сюда, — сделал несколько шагов в сторону, поманил. — Здесь, у коряги. Если вдруг… и он погибнет, если спустится в другом месте. Земля еле держится на корнях.

Нээле отвернулась, мотнула головой, отошла от края, чувствуя, как пылает лицо.

— Я не спрашивала об этом.

— Сними амулет, — попросил Энори. — Убери пока что его.

Девушка подчинилась; не сразу вышло — пальцы дрожали, путаясь в шнурке и выбившихся из узла прядях волос. Справилась, повесила на ветку рядом.

— Ты не сказал им про меня. Про то, что я выдала…

— Я не размениваюсь на мелкие пакости. В первый раз, когда мы с ним говорили, ты была мне нужна как орудие.

— А во второй?

Не ответив, он поднял руку к ее лицу, кончиками пальцев легко, осторожно и медленно провел по щеке. Смотрела ему в глаза, впервые прямо, не опуская ресниц.

Хоть не обладала ночным зрением совы, поняла: изменилось что-то. Энори будто прислушивался к чему-то внутри себя, а может, и разговаривал даже с кем-то. Странное у него стало лицо, немного растерянное, самую малость испуганное, и при этом решительное.