Ахэрээну (СИ)

Разбираться ему не пришлось: на них напали под вечер, когда воздух был уже золотым, но времени до темноты оставалось довольно. И не в ельнике застали, где легко скрыться, где даже днем сумерки, а среди высоких кедров, стволами полыхавших, как свечи; и не было здесь почти никакого подлеска.

Ка-Ян не был в этот миг со всеми, волей командира он отошел в сторону, глянуть, нельзя ли здесь спуститься со склона. Нельзя, понял он, едва выйдя к обрыву; не было плавного спуска, граница между лесом и ущельем начиналась внезапно, и мощные корни торчали в воздухе, будто под ними внезапно исчезла земля. Внизу, на расстоянии шагов пятидесяти, не меньше, бурлила река.

Шум потока сперва заглушил лязг железа и крики; Ка-Ян обернулся, не то наконец разобрав их, не то от тяжелого взгляда в спину. Энори — не ожидал, обрадовался ему — стоял невдалеке, у самого края обрыва, прислонившись к дереву, будто лишь на несколько мгновений приостановился. Но радость вмиг пригасла. Ка-Ян часто охотился в родных горах, и, рысь или волка заметив, сразу понимал, готово ли животное броситься. Сейчас вспомнил такие встречи. Сам не понял, с чего бы: ведь столько ночей сидели у одного костра. И снова ветер донес крики: молодой рухэйи рванулся было мимо бывшего проводника, на шум схватки.

— Нет, — сказал Энори, и тело перестало слушаться, ноги подогнулись, будто стали соломенными.

— Ты слышишь?!

— Пускай.

— Что… ты… — голос подвел. Не потому, что испугало поведение собственного тела, тем паче не вызывал страха человек напротив, неважно, владел ли он волшебной силой. Но предательства — не ожидал.

— Лучше не говори ничего, твои чувства мне и так понятны, — закатное солнце высветлило глаза былого приятеля, сделало желтыми, как у рыси. И ветка колышется у лица: из-за движения тени то светлее оно, то темнее.

— Ты их привел, — сказал ординарец, и лишь после этого сам осознал — это правда.

— Да, я.

— Но зачем?

— Они мне ближе, чем вы.

Слова эти неожиданно почти успокоили. Что ж… это было не удивительно. Предавший один раз может предать и другой.

— И что будешь делать?

— Я сам не знаю, — сказал Энори, будто пожаловался, — Было уже два раза — обрыв и человек, которого я не хотел убивать, но казалось нужно.

— Тогда почему бы не дать мне пройти?

Он, кажется, даже обрадовался:

— Что ж, хорошо. Если выберешь вернуться к своим, иди по этой тропинке. Но вряд ли ты выживешь, очень злы на вас люди, — видно, он ощутил колебания Ка-Яна, прибавил: — Если хочешь на волю — прыгай. В другую сторону краем обрыва я тебя не пущу.

— Но тут высоко.

— Высоко, и все же достаточно глубины, если на камни не попадешь. Умеешь плавать — выберешься, или течение вынесет. Больше я ничего не могу предложить. И за нож не хватайся, — посоветовал даже грустно, но почему-то Ка-Ян поверил, как верил ему всю дорогу, даже когда сомневались все остальные.

— Не боишься, что я все расскажу? — обронил он, ощущая, как ползет холодок по коже, и чувство это неожиданно придавало сил.

— Было бы кому, — отозвался Энори будто бы даже с укором. — Крестьянам из деревенек — некто провел вас? Да и не поверят тебе, если даже дадут говорить.

Звон железа и крики вдалеке стихли. И не понятно ведь, чья победа… Трусость выбирать или глупость?

Когда раздался плеск воды далеко внизу, человек сверху его бы не расслышал.

В схватке с рухэй погибли только двое солдат Хинаи, слишком уж неожиданным было нападение. Одним из погибших оказался тот парень, что спросил Энори про Сосновую; это сочли наказанием за непочтительность. Из рухэй живыми взяли одного, его хотели направить под охраной в Сосновую, но, когда его, привязанного к дереву, ненадолго оставили без присмотра, нашли — непонятно с чего — уже мертвым. Поэтому в крепость охранников отрядили сопровождать только Энори — не как пленника, разумеется.

А он словно никак решиться не мог, ехать ли, но сотника больше убеждать не пытался. Тот, в свою очередь, тихонько наказал провожатым — берегите, как свою душу.

Больше старый солдат сделать ничего не мог, и направился за остатками чужого отряда по второму пути.

Глава 9

Если взять большой мешок с камнями и сбросить пологим склоном, из которого торчат узловатые корни, а к мешку привязать человека, это и будет езда на лошади рысью. Майэрин сначала была уверена, что покалечится, потом — что умрет, а потом уже и рада бы умереть.

Через четверть часа, миновав окрестности Срединной, путники остановились и Рииши взял Майэрин себе в седло, второго коня оставил на смену.

— Так хоть немного лучше будет. Ты прости, что не сразу, но тогда нас бы любой запомнил, — сказал, оправдываясь, будто в чем виноват был.

— Как вы на них ездите? — спросила совершено разбитая девушка.

— Я научу тебя потом. Тебе понравится, — пообещал он, трогаясь с места.

«Если бы мы ехали шагом, никуда не спешили, и все было спокойно вокруг…»

Тогда да, тогда сколько угодно. Можно было даже представить себя, скачущую во весь опор и смеющуюся, мол, догоняй! Ведь бывают и девушки-всадницы.

На этом оборвалась мысль, стало не до мечтаний.