Ахэрээну (СИ)

Птица захлопала крыльями — взметнулись иглы, словно брызги разлетелись от стоящей фигуры — силуэт в вечернем тумане. Фигура эта раскинула руки, не то потягиваясь, не то открываясь прохладному тусклому вечеру.

— Вечер добрый, — раздалось сзади.

Тело человека закаменело. Он обернулся не сразу, словно нехотя.

У поросшего мхом валуна устроилось диковинное существо — размером с молодого бычка, напоминающее лесную собаку и волка одновременно, с шерстью, похожей на искрящийся снег и такими же крыльями. Темно-алые глаза существа, и в сизой дымке яркие, смотрели, не мигая.

Энори — его жесты стали неправдоподобно медленными и плавными, будто в толще воды — опустился на покрытый иглами мох.

— Подойди… Иди ко мне, — раздалось, хотя существо молчало — низкий и чуть рокочущий звук, не то предвестник грома, не то кошачье мурлыканье.

— Чего нам всем ждать? — Энори не сдвинулся с места, тело напряглось, словно нелегко было противостоять и зову, и желанию уйти отсюда как можно дальше.

— Мы не всеведущие.

— И что тебя привело?

— Любопытство.

— Я думал, у столпов мироздания интересы другие.

— Разные есть… и ты среди них. Как ни странно, ты испытываешь то, что отзывается во мне. Правда, ты никогда не признаешься в этом себе самому.

— Признаюсь. Это моя земля…

— Не только, — улыбнулся зверь — голосом. — Ты это знаешь. И тебе не все равно. Каким ты меня видишь?

— Страшным.

— А подробней?

— Взгляни на свое отражение!

Воздух стал вязким, придерживал слова и звуки, не давая им покинуть место, где родились.

Энори — он так и не двинулся — спросил быстро и чуть неприязненно:

— Опорам настолько надоело держать этот мир, что любая мелкая тварь может стать развлечением?

Трава вокруг вздрогнула, улыбка зверя не отразилась на морде — кольцом разлилась по траве и воздуху.

— Подойди же. Хочу узнать о тебе побольше.

— Мне плохо в твоем присутствии.

— Но ты можешь со мной говорить. Это намного больше, чем сумели бы твои сородичи… Подойди, — тепло позвал зверь, — Я чувствую двойственность в том, чего ты хочешь даже сейчас. Вы с сородичами не видите снов, но я хочу увидеть за тебя — твои, нерожденные, так смогу узнать тебя ближе.

— Мне это не нужно. И времени нет.

— Или ты боишься попробовать прикоснуться ко мне?

— На «боишься» ловят только дураков, — с кривой усмешкой он поднялся и шагнул к диковинному зверю. Опустился у камня, чуть покачнулся, оперся о землю рукой. Зверь повернул к нему большую белую голову:

— Дотронься, — попросил ахэрээну.

Рука протянулась, вздрогнула, словно натолкнувшись на преграду — но потом медленно пошла вперед. Кончики пальцев коснулись белой шерсти, и тут же сжалась ладонь, отдернулась.

— Вот как, — пробормотал зверь. — И такое возможно? — положил лапы Энори на колени, прикрыл огромными крыльями. — А теперь спи.

Тот вскинул голову, пытаясь что-то сказать, но зверь повторил мягко:

— Спи. Это никому не принесет вреда.

— Нет, хватит, — Энори, перестав дышать, отклонился в сторону, сумел высвободиться из-под мягко лежащих тяжелых лап. С усилием произнес: — У меня есть дела — раз уж ты вмешиваться не станешь.

Невесть откуда взявшиеся тени резче очертили лицо, кожа сейчас казалась не бледной даже — зелено-голубоватой, но большой зверь лежал неподвижно, и будто держал своим весом веревку, тянувшуюся к другому, не выпуская другого с поляны.

— Ты не сможешь меня удержать, — сказал Энори тихо-тихо, и самое чуткое человечье ухо не услышало бы ничего и в одном шаге.

— Смогу, но не буду, — шумно вздохнул зверь, поднялся, встряхнулся. — Бывало такое — один из нас решал вмешаться, но это приводило к варианту худшему из возможных.

— А ты знаешь, как поступить лучше всего?

— Лучше для кого?

— Для всех.

— Такого ответа у меня нет. Но я понимаю, о чем думаешь ты, и знаю, как развязать этот узел. В соответствии со своими пониманиями зла и добра, разумеется.

— Опора… — зло, но с явным облегчением проговорил Энори, стремительно отступая назад; но злость эта относилась не к собеседнику, а ко всему мирозданию. — Ты что, правда любишь их всех? От монаха до последнего воришки?

Зверь молча смотрел на него, глаза мерцали всеми оттенками красного, от нежно-розового до густо-гранатового. Когда он вновь заговорил, звук отразился от самого воздуха:

— Я тебя не держу, но между мной и многим в этом мире натянуты ниточки; есть и с тобой, и ты сам создал между нами связь. Будь к этому готов. И не только к этому.

**

Пестрый голубь, прилетевший в дом Таэна с запиской для Кэраи, разумеется, попал совсем не в те руки. Птице все равно, она вернулась в родную голубятню, только вот присматривает за ней теперь другой человек. Послание оказалось у Шимары очень скоро, и часа не прошло; тот, разумеется, письмо прочитал.

Странно, подумал Шимара, вертя в руках полоску бумаги. Осмотрел ее со всех сторон, чуть ли на зуб не попробовал, словно это могло что-то прояснить. Но подпись принадлежала человеку, к шуткам не склонному. Сейчас, вероятно, Асума уже знает о перевороте, но, когда писал это, пребывал в неведении. Значит, мотива, что решил ввести в заблуждение заговорщиков, тут быть не может.