18 мая в Лиенц прибыли представители английских войск. Казаки капитулировали в надежде, что их не выдадут работникам НКВД. Но англичане решили иначе. То, что казаки будут полностью уничтожены в застенках НКВД, они знали заранее и возможно радовались этому. Как же, чем меньше русских, тем лучше. С точки зрения человечности, они совершили свинский поступок, а с точки зрения аккуратности, законности, подтвердили свой имидж.
Черчилль дал такое слово Сталину на Ялтинской конференции и выполнил его.
Из доклада начальника НКВД войск третьего украинского фронта Павлова высвечиваются следующие данные: к 7 июня советской стороне было передано 38 496 мужчин и 4417 женщин и детей. Их тут же отправили в Москву на вечное пребывание в коммунистическом раю.
16 генералов казачьих войск были повешены и часть расстреляна, 1410 офицеров отправлены в ГУЛАГ (Сталинский рай). Священники все до единого были расстреляны или повешены.
Многие казаки скрывались в лесах, их отлавливали и передавали работникам НКВД. Часть погибла в лесах от болезней и в результате перестрелки с англичанами.
Весь рядовой состав, оказавшийся в руках НКВД, был отправлен в ГУЛАГ, где их ждала смерть. Так закончило существование казачество — открытый враг Ленинско-Сталинской системы под одиозным названием советский народ, советское общество, которое сегодня в наши дни можно диагностировать: общество с раковой опухолью.
В наши дни казачество возрождается, оно ведет себя настолько тихо и так незаметно, что кажется: его вовсе нет. Что касается прошлого, кажется, оно предпочитает не вспоминать. Возможно, не пришло время.
63
«Они /жиды/ обгрызают английский народ до костей.
Он прохаживался по кабинету, заложив руки в карманы жилетки, и продолжил монолог с самим собой, который ему так нравился:
— Ай, да Володя! Как мудро, как гениально ты поступил. Казаки смяты, они все в яме, корчатся от боли, не каждый сразу кончился. Каются, наверно в своих преступлениях перед народом и перед вождем этого народа, то есть передо мной. Ая не прощаю. Жаль, не времени, а я бы взял пистолет и пострелял каждого, кто еще не отдал мне свою душу, чтоб не мучился. И родители и дети его проклинают. Нам нечего оставлять детей. Вырастут и спросят, где папа? но я здесь ни при чем. Революция не знает жалости. О чем думали русские Иваны, когда соглашались с нашими установками, что надо идти вперед на буржуев? разе они не знали, что буржуи начнут сопротивляться? Знали. Беднота знала, а уголовники хотели получить свободу и занять должности. Вот вам, голубчики и результат. Практика показала, что и вас, пролетариев и всякую другую сволочь надо брать за яйца и подвешивать на крюк. Все, о чем я сообщаю сегодня, завтра это должно быть опубликовано во всех газетах. А наши центральные газеты свободно продаются во всех странах мира. Пусть пролетариат читает, пусть знает, что в Москве нахожусь я, Ульянов, и думаю о судьбах простых людей всего мира. И… и они должны догадываться, что я к ним приду, что революция не оставит их страдать под игом капитализма. Им надо внушить. Маркса уже нет в живых и Энгельса нет, есть только один Ленин, ай да Володя!
Зазвенел телефон. Володя вздрогнул: он был классически осторожным человеком, а осторожность беспрепятственно перешла к завышенной самооценке, а потом перекочевала в трусость.
Разжав руки, с величественным видом поднял трубку правой рукой, а пальцы левой сунул в маленький карманчик жилета.
— Слушаю, Ульянов! Что-что, эсеры? Опять они? Расстрелять! Немедленно! Суд революционного трибунала: тройка, расстрел на месте. Патронов не жалеть. А кончатся патроны, эсеров собрать и в концлагеря на перевоспитание. Товарищ Кацнельсон! когда покончите с попами? Расстрелять всех, расстрелять! Некому убирать трупы? Трупы сжигать. Обливать керосином и сжигать. Церковные храмы превратить в конюшни, колокола сбросить и переплавить на орудия, золото собрать и сдать в казну. Нам нужно это золото на мировую революцию. Ее мы начнем с Польши. За Польшей Германия, за Германией Франция. Я немцев хорошо знаю. Что, что, как быть с подростками? расстрелять! Никого в живых не оставлять. В данном случае, товарищ Кацнельсон, нам не нужны свидетели нашей принципиальности. Основная черта коммуниста скромность. Скромность, скромность и еще раз скромность. Скромно, но прицельно нажимайте на курок, товарищ Кацнельсон.
Ульянов почесал бородку, будто в ней завелись пролетарские вши, не прекращая мыслить — работать, работать и еще раз работать на благо пролетариата всего мира: