Аккорды мракобесия. Том I

— Пусть половина человечества погибнет, нет, не половина, а две третьих, но пролетариат должен взять власть в свои руки, а если пролетариат обуржуазится, ему такому пролетариату туда же дорога. Это тоже должно быть напечатано во всех газетах, но… в несколько иных выражениях. Должна просматриваться забота о трудящихся… не только России, Россия — это дерьмо, страна дураков. Должна просматриваться забота о трудящихся всего мира. Товарищ Бонч…Брунч! вы здесь? Запишите, что я сказал. Это для истории, для мирового пролетариата. Янкель, ты что так навонял в кабинете вождя мировой революции? Я уже по запаху определяю, кто выпустил пар из штанов.

— Ильиц, прости, — сказал Янкель, опустив глаза и почесывая бородку под Ильича. — Всегда, когда роздаются великие мысли, зелудок на это реагирует нетипицно.

Он достал большую потрепанную тетрадь с пожелтевшими листами, исписанными мелким каллиграфическим почерком и положил перед бородкой Ильича.

— Прочти, получишь удовольствие. Это труд многих лет. Мозет так слуцится, сто меня приконцат враги целовецества, а уборщица, убирая мой кабинет, сгребет это все и в печку. Все сгорит. А не должно сгореть, Ильиц. Процти, просу тебя. Это расширит твой кругозор.

— О чем тут идет речь? Расскажи лучше, и давай обсудим.

— Не могу. В кабинете никого не должно быть, кроме…

— А, это запросто. Бонч-Брунч, ты свободен. Иди, составляй план, как лучше покончить с внутренними врагами, — сказал Ленин, возвращая потрепанную тетрадь Свердлову.

Свердлов выпустил пар из штанов еще раз, но Ленин только чихнул и велел Фотиевой открыть оконную раму.

— Ильич, я волнуюсь, а когда я волнуюсь, начинаю шепелявить. Разреши мне еще раз стрельнуть и пообещай, что не будешь меня казнить, тогда я со спокойной душой начну излагать параграфы это великой книги, в которой тайна — основное оружие пролетариата. В ней описаны новые виды пыток, а так же и то, что применяли царские следователи.

— О, это интересно, валяй! — сказал Ленин и закрыл носовые отверстия платком.

Кацнельсон выстрелил, дважды чихнул, трижды икнул и стал говорить нормально.

— Видишь ли, царь — батюшка, как известно был слюнтяем. Вместо того, чтобы тебя сразу же повесить, он наоборот, создал тебе, немецкому агенту все условия на каторге для нормальной и комфортной жизни и даже выдавал пособие в три рубля, на которые тогда можно было купить лошадь. За тобой ухаживала жена и даже теща, а ты ходил на охоту и посещал бордели, где и подцепил сифилис. В наших, большевистских, концентрационных лагерях такого послабления быть не может.

— Да, да, это слюнтяйство, согласен, дуй дальше, жид паршивый.

— Так вот, я изобрел ряд пыток коммунистического содержания, слушай, Ильич. Самой простой пыткой должно быть избиение, причем избивать людей можно сутками без перерыва, посменно — следователи меняют друг друга, работают, не покладая рук. Еще один довольно распространенный способ получения показаний — испытание бессонницей: заключенного надо в течение 10–20 дней на время лишать сна. Далее, самый свежий метод. Жертву во время допроса сажать на ножку табуретки таким образом, чтобы при любом движении подследственного она входила в прямую кишку. Еще, Ильич, не закрывай глаза. Лучшая пытка под названием «ласточка» — заключенным за спиной связывать длинным полотенцем голову и ноги. Вытерпеть такое невозможно, но людей в подобном положении держать надо часами. А вот новейший метод, Ильич: под ногти булавки, отбивать дверьми пальцы, сажать в так называемые «сало топки» — карцеры, где поддерживать высокую температуру, наполнять бочки холодной водой и держать там заключенных. Принуждать пить чужую мочу. Можно выхлопную трубу выводить внутрь кузова, чтоб заключенные умирали при перевозке — их тела сразу везти в крематорий.

— Все? Ха-ха-ха! Мне эти методы давно известны, но мы их не применяем, Янкель. Они будут в ходу в будущем, они для пролетариата, а сейчас мы воюем с буржуазией, а кто будет тратить время на допросы? Основная задача в данный момент — расстрел без допроса. Буржуй, кулак, поп, белый вояка, тот, у кого буржуазные взгляды, один приговор — расстрел, а ты, Янкель предлагаешь волокиту со своими пытками. Да не нужны нам пытки, нам нужно как можно больше расстрелять и это архи важно, Янкель. С расстрелянным субъектом никаких проблем, а допросы…любой допрос можно растянуть на несколько месяцев. Сдай эту свою тетрадь в архив, может она пригодится, а, может, нет. И потом про гуманность царя…, к чему это? У царя по отношению ко мне были далеко идущие планы. Он планировал переориентировать вождя мировой революции на свою сторону, но я не поддался. Это твое утверждение пахнет оппортунизмом, ревизионизмом, но не материализмом. Как ты мог до такого дойти, Янкель? Да еще навонял у меня. Три дня буду чувствовать.

Янкель расплакался. Такого поражения у него еще не было. Он так старался, ждал похвалы.

— Эй, кто там? Заходи! Вождь мировой революции свободен.

Янкель поднялся и подобно хромой утке, вздрагивая плечами, вышел из кабинета великого человека.