Аккорды мракобесия. Том I

Варфоломеевские ночи в Петрограде продолжались до тех пор, пока город был не сломлен, пока в жилых домах имущих не поселились многочисленные революционеры по несколько человек в каждой комнате, пока вся посуда не была перебита или украдена, пока на входных дверях не стоял ржавый накладной замок и не перебиты стекла. Пьяная пролетарская масса, абсолютно голая, совокуплялась, пела революционные песни, мочилась на ковры и дралась на кухне

Что творилось в городе Петра, сразу же после захвата власти большевиками, покрыто глубокой тайной.

Ленин был неплохим конспиратором и поручил градоначальнику Апфельбауму, с которым сам когда-то совокуплялся, следить, чтоб ни одна бумажка не попала в архив о том, что творилось в городе Петра. И Апфельбаум честно выполнял эту миссию. Все 70 лет советский народ ничего не знал о Варфоломеевских ночах в Петрограде. Но шила в мешке не утаишь. Теперь, сто лет спустя скромно стали раскрываться злодеяния ленинской банды, которые начались с Петрограда.

С древних времен у каждого города, да и у каждого зажиточного человек хранились запасы продовольствия на всякий непредвиденный случай, на случай неурожая, стихийных бедствий и войны. И в столице России Петрограде такие запасы были. Большевики, захватившие власть, были не слишком умные, и их вождь тоже, коль они благословили всеобщий грабеж зажиточных граждан и продовольственные запасы города. И этих запасов хватило на два года.

Собаки, которых никто не кормил, сбивались в стаи возле мертвых тел. Чтобы избавиться от убитых, большевики согнали гопников и приказали сбросить эти трупы в Неву и каналы. Трупов было столько, что они плыли по реке ещё какое-то время.

* * *

Едва окончились кровавые события с 25 по 29 октября, большевики подняли шумиху о бескровной революции в Петрограде. Это вошло во все учебники школ и вузов, в диссертации тупоголовых, марксистских ученых, представивших Ленина эдаким благородным, заботливым отцом всех детей, всех граждан, которые добровольно отказались от нажитых благ и с великой радостью вошли в коммунистическое рабство. Ложь узурпатора, кровавого маньяка просто беспредельна. О том, как вождь ходил по Петрограду пешком, как граждане пели ему гимны, что он сказал и куда посмотрел, − все это описано до мельчайших подробностей, кроме рейда вдоль Невы, когда любовался плавающими трупами.

В 1919 году продовольственные запасы кончились, в город ничего не поступало, транспорт перестал работать, топливо исчезло, население поредело. Если до переворота в Петрограде проживало два с половиной миллиона человек, то в 1919 году осталось лишь 900 тысяч, а к 1920 году 740 тысяч. Истины ради, надо сказать, что часть проживающих, кому это удалось, покидали город навсегда. Уезжали, на тележках вместе со своим скудным добром и детьми под покровом ночи, а кое-кто и за границу, но подавляющее большинство было зверски убито большевиками членами ленинской террористической организации, захвативший власть.

1919 год, когда уже большевики расстреливали невинных по другим городам, вешали священников, а храмах танцевали на лошадях и мочились на иконостас, когда травили крестьян газом, — этот год можно назвать разрухой.

В столице России не хватало самых необходимых товаров — топлива и продовольствия, лекарств, деньги обесценились, вспыхивали эпидемии, процветало воровство, обнаглели преступники — гопники. Ленин хитрил, не пытался наладить нормальную жизнь, уверял членов своей синагоги, что Петроград все равно возьмут немцы, пусть погибают капиталисты, все равно от них толку нет. Хотя уже в апреле 1918 г. председатель Петросовета и соратник Ленина Апфельбаум признал, что голодают даже рабочие, делегации которых приходят и «указывают нам… что так дальше жить нельзя». А когда тяжелое положение стало еще хуже, власть уже не способна была что-то сделать.

По бывшему Невскому проспекту [прим.: тогда проспекту 25 Октября] народ идет пешком посередине улицы, многие с салазками, все с узелками. На углах, пред советскими лавками, где выдают хлеб, стоят хвосты изможденных понуренных людей. Студентка, некая Ирина в дневнике оставила такую запись: «При ярком весеннем освещении [весной 1919] еще больше выступала вся запущенность прекрасного города и нищета его жителей»; «на улице стало много попадаться людей с опухшими от голода лицами, в сильно поношенном платье, так как лучшая одежда ушла в обмен на продукты у крестьян…»

Жизнь стала вдруг совсем непереносимой, резко наступил голод, никакого топлива не было. Казалось, что вот так и погибнут все от цинги, а то и просто от голода. А когда «наступила страшная, холодная, голодная зима 1919−1920 гг., семьи бежали при первой возможности. «Дикая столица», — говорила в 1919 г. А. А. Ахматова.

Практически прекратил работу транспорт, с большими перебоями подавали воду и электричество в дома, стояли без дела заводы. Тысячи горожан, хотели теперь лишь «спастись от уродливой жизни, «умирающего столичного города».