Акт исчезновения

Открываю список проектов «Лунного зяблика» в стадии подготовки: таких тринадцать. Проглядываю их, но почти все пока без названия, указаны только режиссер или исполнители главных ролей. Если Эмили ждала ответа по поводу главной роли в одном из этих фильмов, то она права: такая работа действительно могла изменить жизнь. И это подводит меня к вопросу: что же такое, черт побери, произошло в новогоднюю ночь, из-за чего закрутилась та история с предложением работы? Эмили услышала или увидела что-то такое, чего не должна была слышать и видеть?

Как бы то ни было, теперь я знаю, что Эмили говорила с кем-то из этой продюсерской компании с 13:18 до 13:21 в среду, 10 февраля, а потом пропала.

Открываю страницу персонала «Лунного зяблика». В компании девять руководителей и три помощника. Исполнительные продюсеры – пять мужчин и одна женщина. Записываю их имена в блокнот. Пока это просто догадка, но у меня предчувствие, что женщина мне не понадобится.

По очереди гуглю их фотографии и разглядываю лица. При обычных обстоятельствах лица как лица – вполне безобидные. Но теперь в них проступают черты страшных преступников. Эти мужчины – вероятно, чьи-то мужья, отцы или братья – зловеще ухмыляются мне и способны на все. Всматриваюсь в лицо того, кто кажется мне в «Лунном зяблике» главным, Бена Коэна, но по внешнему виду ничего нельзя сказать.

Я никого не узнаю́, хотя проходила кастинги в каких-то их предыдущих фильмах. Странно: кто-то или что-то запоминается, а что-то напрочь вылетает из головы. Я ведь познакомилась с Ником два года назад и совершенно не узнала, когда снова встретила на этой неделе.

Если продюсерская компания уровня «Лунного зяблика» была готова предложить Эмили шанс с большой буквы, то что за компромат, интересно, был у нее на них?

Просматриваю ее электронные письма в поисках ответа и, ничего не найдя в папке «Входящие», веду курсор по заархивированным почтовым папкам Эмили, пока не добираюсь до самого низа экрана. Папки «Восстановленные» «Удаленные», «Черновики». Ныряю в «Удаленные» в надежде, что корзину давно не чистили, но не мне не везет: пусто, как и в «Черновиках». Не знаю, что за папка «Восстановленные», но открываю. Там полно писем – все одинаковые, все дубликаты. Каждое – от Эмили к Эмили. Наверное, при отправке произошла ошибка, поэтому она раз за разом отправляла и психовала… и снова, и снова. В строке «Тема» пусто, в каждом письме – два вложения. Восемнадцать одинаковых писем.

Открываю одно. В нем ничего нет кроме двух прикрепленных файлов. Первый – Бель-Эйр. m4a. Второй – Сан-Фернандо. m4a.

Эмили отправила два аудиофайла на свой ноутбук со своего смартфона. Похоже, на одном та самая встреча, которую она записала. Я знаю, что пара крупных киностудий находятся в долине Сан-Фернандо, где, очевидно, и сделана запись. Но первый файл, Бель Эйр, остается загадкой.

Эмили, видимо, удалила электронное письмо, которое попало в ее почтовый ящик, но ее ноутбуку каким-то образом удалось восстановить копии – одну за другой.

Нажимаю файл Бель-Эйр. m4a, и он открывается через голосовые заметки.

Дата создания – 1 января этого года. У меня захватывает дух. Эмили действительно записала то, что произошло в новогоднюю ночь. Что бы ни оказалось на записи, наверное, это тот самый рычаг, который Эмили использовала, чтобы получить предложение всей своей жизни.

23 Новогодняя ночь

Суббота, 13 февраля

Беру с дивана подушку, переворачиваю страницу в блокноте и нажимаю на «воспроизвести» в сделанной в новогоднюю ночь аудиозаписи Бель-Эйр. m4a.

Сначала тишина. Увеличиваю громкость, и комнату медленно заполняет успокаивающий белый шум. Приглушенная басовая музыка за стеной, веселые визги из других комнат, скрежет и шорох – кто-то роется в сумке – на переднем плане.

Обычная вечеринка.

Рядом раздается чей-то голос, но слова неразборчивы. Увеличиваю громкость до тех пор, пока не становится отчетливо слышен мужской голос – приторный, вкрадчивый.

У меня бегут мурашки. Боже мой… кажется, я догадываюсь, что это. Прислушиваюсь в ожидании женского голоса – он точно должен быть – и молюсь, чтобы это оказалась не Эмили.

Дверь комнаты открывается, впуская шум с вечеринки, но быстро заглушается, когда дверь закрывают. Второй мужской голос что-то спрашивает. Затем женский голос, находящийся ближе к диктофону, что-то бормочет. Раздается стон. Я напрягаюсь, стараясь разобрать слова.

– Я неважно себя чувствую. Можно мне воды? – шепчет женщина.

Это Эмили.

Второй мужской голос на другом конце комнаты что-то приглушенно говорит пренебрежительным тоном.

– Ну, если не хочешь, то проваливай, – огрызается на него первый мужской голос; теперь от его вкрадчивости не осталось и следа. Он переключается на женщину и снова становится ласковым: – Милая, ты хочешь воды? Сейчас все сделаю.

Звон струи, бьющейся о стекло. Мужчина у двери что-то говорит, но его не слышно. Потом звук, словно кто-то жадно глотает воду, тяжело дышит и делает еще глоток.

– Э-э, притормози, – советует мягкий мужской голос. – Ты что-то принимала?