Теперь он понял, почему ночь выдалась такой бурной, Герта явилась прощаться. 'И сотни тысяч верст меж 'да' и 'нет' причиною любви легли, как поцелуй вослед', не к месту вспомнил он проказника Казанову, хотя никогда не отождествлял себя с ним.
- Ты почему не звонишь жене?! - вдруг спросила она, деловито наливая в турку воду.
- Потому, - вздрогнул он, не вдаваясь в подробности.
'Неудачника' он простить не мог. Даже через месяц фраза жены звучала у него в ушах так, словно она была произнесена вчера. Однако говорить об этом Герте не имело смысла, ибо, во-первых, в таком состояние она всё что угодно обернёт себе на пользу, и будет права, а во-вторых, он никогда не обсуждал с ней свою жену; это было табу, хотя Герта Воронцова в своё время и злилась из-за этого, но в конце концов была вынуждена принять его условия.
- Послушай, - нравоучительно сказала Герта Воронцова, - твоя жена всю Москву подняла на уши!
Если бы Анин не знал её лет двадцать, то подумал бы, что у неё страшно отчуждённое лицо. Но это была всего лишь игра, направленная на то, чтобы уязвить сильнее и стать ближе к новому мужу.
- И что? - спросил он пренебрежительно, выдавая своё раздражение.
- А то, что она тебя, дурака, любит!
Голодные скулы, делающие Воронцову неотразимо-прекрасной, с возмущением призывали к семейным узам и вообще, к праведной жизни. Анину стало смешно. Ах, вот как ты заговорила через столько времени!
- Это дело поправимое, - вздохнул он, всё ещё пребывая в размягчённом состоянии, - может, я на тебе женюсь.
И ему захотелось прижаться к ней, тёплой и мягкой, наговорить всяких чарующих глупостей, ещё раз утащить в постель и помириться, пока не поздно. Но он ничего подобного не сделал, а предпочёл сидеть на табуретке, поджав ноги, в ожидании того, что произойдёт дальше.
- Вот ещё, - фыркнула она, однако, не очень уверенно, - может, я за тебя не хочу!
- Хочешь, - догадался он, - если бы я только предложил.
- Предложи... - она вдруг затихла над плитой, словно моля без слов.
Там ещё было у Казановы: 'Один-один-один - со всей Любовью, на все времена'. Вот оно и настало, подумал Анин и не ощутил ничего, кроме пустоты в дрогнувшем, уставшем сердце.
- Ты чего? - спросил он, безжалостно подталкивая её к слабости.
- Ничего, - враждебно ответила она, - умеешь ты найти больное место.
- Ну ладно... - уступил он, - ну прости... идиота... ну бывает...
- Эх, Анин, Анин, ничегошеньки ты не понимаешь! - шмыгнула она носом и простецки вытерла лицо тыльной стороной ладони, забыв, что Анин всё подмечает, чтобы потом обыграть и подкузьмить.
- Да всё я понимаю... - огорчился он безмерно. - Так понимаю, что сам себе не рад.
Герта всегда была умна. Умнее только Бельчонок, подумал он, потому что до сих пор терпит меня.
- Ну а раз понимаешь, тогда почему?.. - спросила она с напряжением в голосе.
- Почему? Почему? - расстроился он ещё больше. - Дураком был!
- А теперь что?..
Вопрос завис в воздухе.
- А теперь ещё больше дурак, - признался он почти слезливо, но не сделал следующего шага, которого она ожидала так долго, что отчаялась ждать.
Она помолчала, следя за кофе, плечи её дрогнули раз-другой; и сердце его забило сильнее от жалости к ней, к себе, к этой никудышней жизни, в которой ты должен, просто обязан врать, юлить, изворачиваться и обманывать - всех-всех, кого ты любишь.
- Хочешь, чтобы я сделал предложение?.. - спросил он своим дюже вредным голосом, и уже не маскируясь, а выдавая себя, как преступник, с головой, свои ложные намерения.
- Не мучайся, - сказала она, помедлив, словно перед гильотиной. - Всё давно перегорело.
Но на этот раз разжалобить его не получилось.
- Не похоже, - мрачно заметил Анин, намекая на бурную ночь.
Однако это был заведомый проигрыш, и Анин понял, что разоблачён с головой.
- Я хочу начать всё сначала... с чистого листа... - медленно, как заклинание, произнесла она, обращаясь к чёрной паутине в углу. - Ещё не поздно всё забыть и начать сначала! Это мой единственный шанс уйти от прошлого.
- Зачем уходить? - несерьёзно удивился он, чувствуя себя полнейшей свиньёй.
- А ты не понимаешь?! - спросила она с вызовом, глядя не ему в лицо, а в стену.
- Нет, - ответил он, но так, чтобы она не заподозрила его в двуличии.
- Я хочу отречься от всех своих ошибок и стать той прежней, какой была в семнадцать лет.
- Хо-хо-ха-ха, - не удержался он, прикрыв рот ладонью, ибо ещё раз делано зевнул.
- Да, представь себе, в семнадцать лет я нравилась себе больше, чем в сорок семь. - Она сделала вид, что не заметила его насмешки.
- Хо-хо-хо... - снова не удержался он, безошибочно ставя её в зависимое положение.
- Нечего ржать! - вскипела она наконец.
- Я тоже твоя ошибка? - Анин не намерен был отступать, зная, что Воронцова не предаст его ни при каких обстоятельствах, что будет верна ему до гроба, но жизнь сложилась так, что они не вместе и никогда не будут вместе.
- Ты самая большая моя ошибка! - воскликнула она.
- Почему? - мстительно гнул он своё, полагая, что всё равно выковыряет эту самую правду.