«Трудно представить человека, с которым Женя не мог бы договориться. И популярность здесь ни при чем: он еще в юные годы умел заполучить желаемое, за границей мог обаять кого угодно, не зная ни одного иностранного языка. Мы с Женей были в Венгрии, и он захотел послушать концерт в Зале Листа, а билетов не было. Пошел куда-то, и что он там кому говорил, не знаю, но билеты нашлись. В Швеции отправились в „Луна-парк“ и остановились перед аттракционом, где разыгрывали призы. Женя — мне: „Смотри, какой замечательный попугай“ — мягкая игрушка. Я предложила: „Давай сыграем, может, он нам достанется“. Но нет: подошел к девушке, проводившей игру, что-то сказал ей на неведомо каком языке, она сняла попугая с полочки и вручила Жене».
Зрителям и участникам своих перформансов Моргунов давал почувствовать: кроме привычного хода вещей есть еще что-то, нужное человеку, как глоток морского воздуха, как безобидное дуракаваляние, как возможность хоть недолго, но побыть другим, выйти за установленные рамки. В советском обществе порицался блат и высмеивался вещизм. Актеры, конечно, пользовались популярностью ради добывания дефицита, но делали это втайне, стыдясь и про себя ругая власть, которая заставляла их унижаться. А Моргунов пользовался своей известностью открыто и вдохновенно, возвращаясь из поездок нагруженным тем, что добыл, в объятия встречавших его на вокзалах жены и сыновей. Семью обеспечивал, но и явно наслаждался игрой в безоглядного, даже циничного приобретателя, тем самым и заявляя некий художественный протест против условий жизни — а чего стесняться, если почти все надо доставать или тащить за тыщи верст? — и эпатируя обывателей. Как говорят в «Кавказской пленнице» персонажи «тройки», жить хорошо, а хорошо жить — еще лучше. Кто понимал, тот улавливал в импровизированных моргуновских репризах великолепную иронию.
Да, в них легко узнается Бывалый. Везя из колхоза, где выступал вместе с другими актерами, дары сельской местности или с юга — ящики фруктов, Моргунов играл в него, толстого мещанина-хапугу. Но, надевая свою киношную маску в реальной жизни, смеялся уже и над своей ролью, и над самим собой, вовсю «теряя лицо» и рискуя репутацией, как умеет только клоун.
Актер и обыватели
Сыграть самодовольство, умение жить так, что аж завидно становится, когда смотришь на Бывалого (вот почему этого персонажа полюбили зрители — «внушаеть!»), дано было человеку, который единственное, о чем жалел, так о том, что не проявил себя в музыке.