Актеры советского кино

Наталья Моргунова:

«В молодости у Жени возникли любовные отношения с балериной Большого театра Варварой Рябцевой, которая была старше его, что совсем им не мешало. Вава, как Женя ее называл, познакомила его со многими музыкантами. Они приходили к ним в гости, играли на рояле, Женя беседовал с ними о музыке и чувствовал себя в своей стихии. Он и сам, как умел, не зная нот, исключительно для себя играл дома бетховенские сонаты. Любил, поставив пластинку с записью музыки, особенно Рахманинова или Вагнера, дирижировать. Слушая симфонию, к примеру, по радио, мог определить, кто руководит оркестром! Говорил, что имей он в молодости возможность учиться музыке, стал бы дирижером.

Куда бы мы ни приезжали — а Женя часто брал меня и наших ребят с собой на съемки или выступления перед зрителями, — он вел нас в консерваторию, в концертный зал, в музей. Помню, в Смоленске сказал нам, что километрах в ста от города есть усадьба Глинки и нужно туда поехать. Отправился к какому-то начальству, попросил машину, и мы посмотрели усадьбу, с домом, окруженным дивными пейзажами. Иногда мог объявить: „Все, устал без красоты. Едем в Питер!“ И мы всей семьей ехали в Ленинград — гулять по городу, смотреть архитектуру, ходить на концерты в филармонию».

Возвращаясь к Бывалому, спросим: что еще, кроме идеального слуха и жажды красоты, требуется актеру, чтобы воплотить на экране неприятные человеческие качества, к примеру, пошлость — нечто неопределимое и трудно передаваемое?

Если Моргунов встречался с экземпляром, близким к его Бывалому, тут уж чувствовал свою тему и «гулял» вовсю. Как-то во время поездки артистов с концертами в Сочи им пришлось работать с довольно-таки неприятным администратором. Терпели. Но однажды группу позвали на свадьбу, в горы. Надо сказать, что Моргунов всегда соглашался на подобные предложения, чувствуя себя в стихии человеческого праздника как рыба в воде. В тот раз, вечером, когда надо было отчаливать назад, он сказал водителю одной машины, что администратор, тот, противный, едет с ними в другой, а тому — что в первой. Так нагловатый тип остался в горном ауле и был вынужден ночью пробираться вниз по незнакомой местности. Вернулся в гостиницу к утру, босиком — стоптал сандалии. Видимо, жлобство как экстремум мещанства Моргунов ощущал особенно и на дух не выносил.