— А ты не указывай, что мне делать! Я просто спущусь, и когда ваши театральные потаскухи увидят меня во всем блеске моих брильянтов, когда они поймут, что мы существа разного мира… То есть это они существа, а я — человек из другого мира. Другого! Ты понял? Из мира, в который вам всем не попасть никогда!.. Давай возвращайся туда: не можем же мы с тобой под ручку появиться? Что про меня подумают?.. Погоди, помоги мне на шее застегнуть…
Вера поняла, что пора уходить. Вернее, пора возвращаться к веселой компании. Она добежала до лифта, спустилась, снова вошла в зал огромного ресторана, в котором, по замыслу Софьина, уже очень скоро будут проходить боксерские поединки. Только здесь кое-что уже изменилось. За время ее отсутствия все столы были сдвинуты в один большой, вокруг которого расселась вся труппа.
Увидев ее, навстречу поднялся Козленков и подвел к столу, усадив между Волковым и собою. Вера обвела взглядом собравшихся, чтобы узнать, кого не хватает, но тут же все радостно закричали и посмотрели на дверь. В зал вошел Артем Киреев с бутылкой виски в руке. Руку с бутылкой он победно вскинул над головой, и собравшиеся зааплодировали. Только старшее поколение не аплодировало.
Борис Адамович даже произнес недовольным тоном:
— Вас, молодой человек, только за смертью посылать!
Бутылка была выставлена на стол и тут же открыта. От Веры не укрылось, что, открывая бутылку, Артем цепким взглядом оглядел пространство вокруг себя, словно высматривая свободное место.
— Шампанское закончилось? — обратилась Вера к Алексею Козленкову.
— Да сколько угодно еще!
Перед ней поставили чистый бокал, а может быть, просто пустой, и наполнили его. Волков поднялся. Ручьев постучал вилкой по пустому бокалу, призывая к тишине. Разговоры и смех смолкли.
— Дамы и господа, — обратился народный артист к сидящим за столом. — Собратья и сосестры, уважаемый господин художественный руководитель и вы, мадемуазель, — Волков обернулся к Вере и склонил голову. — Без малого двести семьдесят лет назад мой предок и тезка Федор Волков в большом каменном амбаре, доставшемся ему вместе с фабриками и магазинами от покойного отчима — купца Полушкина, впервые в России публично представил свою постановку пьесы «Эфирь». Именно в тот день зародился русский театр, зародилось то актерское братство — единственная ценность, которой все мы обладаем сообща, потому что талант у каждого свой, данный богом, а братство у нас одно на всех!
Он произносил эти слова, а все медленно поворачивали лица в сторону двери. Наконец и Волков посмотрел туда. К столу приближалась дама в вечернем платье цвета электрик и с оголенными плечами. На груди и в ушах у нее переливались голубыми искорками отраженного света брильянты. Волосы ее были коротко подстрижены, покрыты гелем и зачесаны за уши — вероятно, для того чтобы не мешать блеску брильянтов.
Артем Киреев выскочил навстречу, успев подвинуть в сторону сидящего рядом с ним Иртеньева. Киреев подал руку вошедшей даме, но та не приняла ее. Тогда Артем схватил свободный стол и втиснул его между собою и Сергеем Иртеньевым.
Элеонора Робертовна не успела опуститься, как к ней подскочил Гибель Эскадры и подал руку, и, когда ему милостиво протянули кончики пальцев, склонился и коснулся их губами.
— Несравненная наша Элеонора Робертовна! — воскликнул он, усаживая ее за стол и глазами показывая всем, что нужно поменять посуду и приборы.
— Продолжайте, пожалуйста, — снисходительно произнесла Герберова, взглянув на Волкова.
Потом она скользнула взглядом по Вере, поняла, что не знает ее, вернула на нее свой взгляд и оторопела, увидев сверкающий гранями камень на ее шее. Тут же опомнилась и вновь посмотрела на Волкова:
— Продолжайте, как ни в чем не бывало. Расслабьтесь! Представьте, что я тоже член вашей команды.
Ручьев после этих слов склонился немного за столом, Вере показалось, что Борис Адамович пытается скрыть улыбку.
— Спасибо, — поклонился Элеоноре Робертовне невозмутимый Волков. — Спасибо, что вы своим присутствием украсили приют бедных комедиантов, придав ему столько блеска и таинственного шарма!
Дама улыбнулась, а Волков продолжил:
— Через два года после первого представления в Ярославле императрица вызвала Федора Волкова в столицу и поручила ему организацию публичных театральных представлений. А еще через три с половиной года специальным императорским указом присвоила ему звание первого русского актера. Это я к тому, что верховная власть всегда заботилась о театре и о людях, которые служат в нем. И сейчас мы все ощущаем заботу и внимание, и даже любовь к нам. А потому я хочу выпить и предложить это сделать вам, за уважаемую…
Все начали аплодировать, а Киреев наполнять шампанским бокал, стоящий перед представительницей Министерства культуры. Она пальчиком с ярко-красным лакированным ногтем показала половину бокала.
— За нашу обожаемую…
Все начали подниматься. Даже женщины. Вера осталась сидеть, как и Герберова, впрочем.
— Пей до дна! Пей до дна! Пей до дна! — закричали собравшиеся.