Актеры затонувшего театра

Элеонора Робертовна подняла бокал, вздохнула, как будто приходится делать то, что делать совсем не собиралась. Пригубила, хотела вернуть бокал на стол, но потом махнула левой рукой, решаясь на непозволительный поступок.

— Была не была! — воскликнула она.

И допила шампанское до дна.

— Ура! — крикнули все.

Дама вытерла губы салфеткой, посмотрела на измазанный красной помадой край бокала и отодвинула его от себя. Потом сделала попытку подняться, но передумала.

— А теперь моя очередь, друзья, сообщить волнительные для вас моменты…

— Волнующие, — прозвучал негромкий голос.

Все посмотрели на Бориса Адамовича.

— Надо говорить «волнующие», а «волнительные для вас» — грубая ошибка. Тем более «сообщить моменты» — полная безграмотность.

Герберова поджала губы, потом вдохнула, словно специально переводила дыхание, чтобы не вскипеть.

— Борис Адамович, вы здесь самый умный и образованный?

— Предполагаю, что да, — согласился Ручьев.

— Тогда почему вы, такой образованный, не знаете, что то, что я говорю, уже стало нормой. Язык — это саморазвивающаяся система и он сам выбирает формы и обороты.

— Я прошу прощения, что задел вас, не сдержавшись. Но меня интересует: чей язык выбирает формы и какие обороты вы имеете в виду? И почему вы считаете, что сказанное именно вами становится нормой?..

— Боря, прекрати! — закричал Гибель Эскадры и подскочил к представительнице Министерства культуры: — Не обижайтесь на него! Борис Адамович сегодня немного… И потом у него жена умерла полгода назад…

— А я и не обиделась, — гордо ответила Герберова. — Но господин Ручьев наверняка помнит, что возраст у него пенсионный и договор с театром на будущий год с ним могут не продлить. У нас ведь столько молодых перспективных режиссеров без работы маются. А что же касается упреков в какой-то моей безграмотности, хочу напомнить, что у меня два образования: филологическое и театроведческое. Так что не вам меня учить, как говорится. Но я все же скажу, хотя мне упорно пытаются не дать этого сделать. А перед тем как сообщить… — Она наклонилась над столом и медленно отчетливо произнесла: — О волнительных моментах для каждого из присутствующих… — Элеонора Робертовна откинулась на спинку стула. — Прошу наполнить бокалы шампанским.

Начали хлопать пробки, напиток наполнял бокалы. Герберова сидела молча и не шевелясь, лишь однажды бросив взгляд в сторону Веры. Потом, заметив, что Артем Киреев подвинул к ней наполовину наполненный бокал, произнесла:

— Вчера в английской газете «Сан» появилась не страничка, а целый разворот о вашем театре. О том фуроре, который ваша… — Она посмотрела на Скаудера. — Именно ваша, Гилберт Янович, постановка произвела фурор в Норвегии. В этой статье высказана уверенность, что в будущем году искушенная театральная публика Соединенного королевства увидит вашу труппу на традиционном Шекспировском фестивале. И в Министерстве культуры уже сегодня отреагировали, приняв решение доверить право представлять нашу страну на этом самом престижном театральном фестивале театру «Тетрис».

— Ура! — закричали все и начали сдвигать бокалы.

— Конечно, труппу надо усилить, от кого-то необходимо избавиться… К тому же у вас, как мне стало известно, нашлась группа товарищей, которым наплевать на доброе имя театра. Группа, которая путешествует теперь самозванно…

— Откуда она знает? — шепотом обратился Волков к Козленкову.

— Гибель Эскадры накапал, — ответил тот. — Больше некому.

Все выпили шампанское, начали целоваться. А Герберова обратилась вдруг к Волкову.

— Я слышала прежде, что вы из династии знаменитых артистов, будто бы тот самый отец русского театра — ваш предок. Это правда?

— Абсолютная. А прадед служил в императорской Александринке, дед — во МХАТе. Когда началась Великая Отечественная война, дед не пошел во фронтовые бригады артистов для выступлений перед войсками, а записался в ополченье. Пошел в самую мясорубку — оборонять Москву. Был ранен, вернулся в строй, хотя его отговаривали. Был убит в сорок втором году подо Ржевом. И эта смерть так поразила его друга Александра Твардовского, что потом он написал стихотворение, которое впоследствии мой отец читал на вступительных экзаменах. Все его знают.

И он начал негромко и медленно декламировать:

Я убит подо Ржевом
В безыменном болоте,
В пятой роте, на левом,
При жестоком налете…

Голос Федора Андреевича дрогнул. Волков замолчал и прикрыл глаза ладонью. Потом убрал ладонь и продолжил:

— Отец служил в провинциальном театре. В тридцать три года получил долгожданную роль Гамлета. Возвращался домой после премьеры, переполненный эмоциями… Не выдержало слабое сердце. Отец присел на парковую скамью. Ночь, пустая аллея. Помочь или вызвать врача было некому…

— Так и вам надо готовить Шекспира, — напомнила Герберова. — Только по-новаторски, Гилберт Янович, как вы умеете. Конечно, Гамлет из уважаемого Федора Андреевича уже не получится, но роль-то вы для него подыщите…