Актеры затонувшего театра

— Так прошли несколько спектаклей, — продолжил он. — На ура прошли. Нас вызывали каждый вечер десятки раз на аплодисменты… А потом один из голубей каканул на какую-то даму. Подозреваю, что это как раз Герберова и была. Что тут началось! Короче, спектакль закрыли. Борю Ручьева раскритиковали, упрекали черт знает в чем: в прославлении религии и алкоголизма, в формализме, в отсутствии таланта… Это у Борьки Ручья отсутствие таланта! А у Танечки Хорошавиной это была единственная главная роль, и она ее сыграла гениально. А тут ее отстраняют от всех ролей, даже от эпизодов. Ну, мы и пошли с группой товарищей ее проведать, потому что она в театре плакала и вообще оказалась полностью выбита из колеи. Нагрянули к ней поздно вечером. Дверь не заперта, вошли… Убогая квартирка, даже описывать не буду. В комнатке спит голая Танечка в дорогих сапожках, а на столе остатки пиршества… Бутылки, закуски — много чего. На что у Хорошавиной денег никогда не было и быть не могло. Будить ее не стали. Завернули в одеяло, девочки наши убрались в квартирке, намыли посуду и пол… Представляю, как она удивилась, когда проснулась и увидела эту чистоту! Решила, наверно, что и к ней с чердака кто-то спустился. Но никто не выдал, никто не рассказал, что это мы постарались. А потом я сдуру эпиграмму написал. Но она настолько чистый человечек, что не смогла даже представить… Да и не помнит, наверное, как засыпала. Кто-то ее напоил. Только вот кто?

— А про дорогие сапожки что сказала?

— Сказала, что повезло на распродаже: купила и только потом узнала, что они из дорогой козьей кожи.

— Она там же и живет в той убогой квартирке?

— А где же еще? Одна. То есть сейчас с ребенком. У нее мальчик родился. Сейчас ему уже лет пять.

— А где ее сын и с кем, когда она на гастролях?

— Так лето сейчас. Ребенок у бабушки в Ярославле. Танечка с детства ведь одна: то в балетном училище, в интернате, то институтская общага… Удивительно, как она чистоту сохранила.

— А Киреев?

— Что Киреев? А, вероятно, вы заметили, что он ей симпатизирует? Ну, он странная личность. Хороший актер. Амбиции присутствуют, и порой оправданные, но его игра слишком жесткая. Он хорош для фильмов про ментов, но его почему-то туда не приглашают. Он пытается с Танечкой сблизиться, но она поставила между ними стену.

— А ребенок у нее от кого?

— Тоже вопрос. Молчит и не признается. Мы были в Ярославле на гастролях. Ее мама пригласила меня и еще кого-то к себе. Так даже мама у нас шепотом спрашивала, чей ребенок, потому что дочка ей об этом не говорит. А так у Тани и нет никого, что для красивой девушки, а уж для актрисы тем более, странно. Но она не из этих… Вы понимаете, кого я имею в виду.

Элеонора Робертовна закончила свой разговор с Гибелью Эскадры, подошла к столу и, поискав глазами тех, кого послала относить подносы с продуктами, и не обнаружив их, удивленно посмотрела на Веру и спросила:

— А где эти?

Вера пожала плечами. Элеонора Робертовна поспешно пошла к выходу.

— Эти… — повторил Волков. — Мы для нее «эти». Для кого-то мы, может быть, кумиры, но для таких, как Герберова, мы рабы. Как будто мы существуем лишь для того, чтобы они жили замечательно и безбедно. Талантливые, образованные, ранимые люди страдают от нищеты и неустроенности на свете, а наглые бездарности помыкают ими. Наглые и необразованные. Ведь именно Элеонора в свое время пыталась на экзамене убедить мою жену-доцента, что Александр Николаевич Островский написал пьесу «Жестокий романс». А когда экзаменатор попыталась возразить мягко, что пьеса называется как-то иначе, студентка стала хохотать и спросила: «А вы сами-то ее читали?» После чего приезжала пересдавать к нам домой, и это свое унижение она нам с женой простить не может до сих пор, хотя обедом мы ее тогда накормили и подарили книгу со статьей Гончарова «Мильон терзаний». Она ведь, сдавая экзамен у нас на дому, заявила, что «Горе от ума» — это пьеса про то, как замшелые патриоты травят прогрессивного либерала-западника. А теперь эта девочка командует театрами и актерами. Печально! Кстати, а не случилось ли чего? Что-то ребят долго нет.

Хорошавина с Иртеньевым и в самом деле задерживались. Не только Волков, но и Вера подумала, что, вероятно, что-то произошло. Потом из зала вышел Киреев. Вера поискала глазами Скаудера, но и его не оказалось. Когда Гибель Эскадры исчез — было непонятно: судя по всему, Вера просто упустила его из вида, увлеченная разговором. Не было и Бориса Адамовича. Киреев вдруг вбежал обратно.

— Давайте хлопнем по рюмашке, друзья, — предложил в этот момент Волков. — За наше терпение адское.

Тут он заметил, что ресторанный зал почти пуст.

— А где все?

— Я сейчас всех приведу, — ответил Артем Киреев и снова сорвался с места.

— Стасик, давай с нами, — позвал единственного оставшегося мужчину Волков.

— Вы же знаете, что я не пью алкоголь, — ответил Холмский. — И вообще, что-то мне не очень хорошо. Вероятно, морская болезнь начинается. Пойду прилягу.

И он ушел. Не спеша, держа спину прямо и красиво.

Волков потянулся за бутылкой, посмотрел с надеждой на Веру.