— Меня Григорием Михалычем кличут, — представился наконец капитан. — Фамилия — Шкалик. Можете смеяться, но я привык еще в детстве не обижаться. Последние двенадцать лет работал на сухогрузе в Канадской национальной компании, потом мне предложили перевод на каботажку. А тут как раз от Софьина позвонили с предложением в Карибском бассейне поработать…
Но Вера его почти не слушала, она смотрела на дверь. Обе ленточки скотча были оторваны. Кто-то проникал внутрь. Значит, кто-то уже знает о том, что произошло. Если, конечно, это не сам убийца возвращался. Возможно, он еще там.
— Из каюты можно как-то выбраться, кроме двери?
— В принципе возможно, если быть акробатом или со специальными приспособлениями… — Капитан помолчал, очевидно, представляя, как это можно сделать, и помотал головой: — Но это практически нереально.
— Согласно шестьдесят третьей статье морского кодекса, вы имеете право… — начала Вера.
— Пистолет у меня есть, — не дал ей договорить капитан. — Но он в сейфе, в моей каюте. Теперь я верю, Вера Николаевна, что вы были следователем. Принести оружие?
— Не надо, просто теперь, после того что произошло, держите его при себе.
Вера прислушалась: в каюте было тихо. Вполне возможно, там и не было никого. Если кто-то зашел, то, увидев мертвое тело, тут же выскочил.
Появился заспанный матрос, которому капитан приказал никого в каюту не пускать и никого не выпускать. Из нагрудного кармана рубашки матроса торчала антенна рации.
— А что там? — спросил матрос. — Чего это дверь сторожить?
— Там совершено преступление, — объяснила Вера. — И сейчас мы с вами заглянем туда втроем, чтобы удостовериться, что внутри нет посторонних.
Капитан открыл дверь, вошел первым, следом матрос, который тут же встал, уткнувшись в спину своего начальника. Они вышли, капитан прикрыл за собой дверь и обратился к побледневшему матросу:
— Короче так, Вася, никому и ничего о том, что видел! Ты понял?
Матрос кивнул и спросил:
— А уже известно, кто ее?..
— Сейчас выясняем, — ответил Григорий Михайлович. — А ты оказывай этой девушке всякое уважение и помощь оказывай. На нее теперь вся надежда.
Матрос с уважением посмотрел на Веру Бережную.
— Если я что-то узнаю, то должен сразу вам сообщить?
— И как можно быстрее, — сказала она и вновь обратилась к капитану: — Свободная морская рация найдется?
Капитан Шкалик кивнул.
— Сейчас принесу. Или давайте вместе пройдем на мостик. Только хочу спросить: я должен доложить о происшедшем судовладельцу? Я обязан это сделать. Но когда это лучше сделать, сейчас или же дождемся утра?
Вера задумалась.
— Я сама скажу Борису Борисовичу, а вы принесите рацию.
— Софьин знает, что вы следователь?
— Не знает, и хорошо было бы, если бы не узнал. Если он спросит, зачем вы дали мне рацию, ответите, что я попросила, а вы не смогли отказать.
Капитан направился на мостик, а Вера подошла к каюте Софьина. Постучала. Никто не отозвался. Она постучала громче и крикнула:
— Борис Борисович, это Вера Бережная! Мне нужно вам кое-что сообщить.
Послышались шаги и прозвучал усталый голос олигарха:
— Верочка, что такого срочного могло случиться? Или вы с какой-то приятной целью будите меня среди ночи?
— Откройте! Случилось ЧП.
Софьин некоторое время молчал, а потом немного приглушил голос:
— Не могу, я не один.
— Я знаю, кто у вас. И обещаю сохранить тайну. Или можете девушку спрятать в другой комнате, если мне не верите.
— Ладно. Подождите минуту.
Действительно, прошло не больше минуты, и дверь отворилась.
— Заходите, — недовольным тоном произнес Борис Борисович. — Что у вас за ЧП?
Вера вошла и оказалась в просторном холле с белым кожаным диваном и такими же креслами. На полу лежал белый шерстяной ковер, а возле стола стоял белый китайский столик-бар на колесиках.
— Что такое случилось? — повторил Софьин. — Отвечайте, только быстро.
— Я думаю, что Таня уже сообщила вам, что она видела в каюте Герберовой.
— Какая Таня? — изобразил недоумение олигарх.
— Борис Борисович, на пароходе не так уж много девушек. Раз-два и обчелся. Алиса Иртеньева сейчас рядом со своим мужем, а следовательно, у вас сами знаете кто… А потому я хотела бы поговорить с ней и вами. Не о ваших отношениях, разумеется, меня это не касается и не волнует абсолютно, а о том, что вам известно и что известно Тане Хорошавиной…
Софьин задумался.
— Хорошо, — произнес он. — Но у нас нет никаких отношений, просто девушка зашла к Элеоноре, и то, что увидела там, ее настолько испугало, что она выскочила оттуда, рванула по коридору, проскочила поворот к лифту и начала стучать в мою дверь. Я не ложился, открыл, увидел ее в таком состоянии, начал успокаивать, а тут вы…
Судя по всему, это была неправда, то есть наполовину правда, потому что, когда Вера подошла к его каюте, не было слышно, чтобы Софьин кого-то успокаивал и уж тем более чтобы кто-то рыдал или бился в истерике.
— Это произошло минут десять назад?
— Около того, я не смотрел на часы. Я хотел налить девушке коньяка, потому что другого средства успокоить ее у меня нет. А тут вы…
— Почему она бросилась к вашей каюте, а не к каюте Гилберта Яновича?