— Но документы и так ваши — признаете ли вы это или нет, — усмехнулась Вера. — А станете ли вы главным подозреваемым, зависит от того, как будете отвечать на мои вопросы.
— А как надо?
— Честно.
Гибель Эскадры тряхнул головой.
— Если вы обратили внимание, я всегда был честен: и в делах, и в отношениях с людьми, и в искусстве.
— А в финансовых делах были честны?
Скаудер задумался и кивнул, но не столь уверенно.
— Всегда был честен во всех делах. Но есть правила игры, есть рамки, в которые меня поставили. Театру, чтобы развиваться, нужна поддержка, не только спонсорская, за что Борису Борисовичу особое спасибо, но и государственная. А государство не раздает гранты кому попало.
— Государство или Герберова?
Гибель Эскадры вздохнул.
— Мне выбирать не приходилось, я ведь думал о деле, о людях, которые от меня зависят, об их семьях. Ставки в театрах, сами знаете какие.
— Какие?
— Мизерные.
— Сколько требовала Герберова в качестве отката?
— Поначалу пятнадцать процентов, потом тридцать, а на будущий год обещала выдать дополнительный грант, но за него потребовала уже больше.
— Я видела документы, именно так и подумала. Вы часто бывали в доме Герберовой?
— Бывал пару раз. А какое это имеет отношение к делу?
— Возили ли к ней кого-нибудь с членов труппы?
— Нет. Зачем? То есть как-то однажды приезжали с Волковым, когда она захотела с ним встретиться. Элеонора Робертовна угостила нашего народного артиста коньяком, потом мы пообщались и ушли.
— Вы ушли вместе с ним или он один? — продолжала допрос Вера.
— Не помню. А какая разница? — недовольно поморщился Скаудер.
— А со Станиславом Холмским вы были у нее?
— Позвольте не отвечать, — вспыхнул Гилберт Янович.
— Разумеется, можете не отвечать. Кто, кроме вас и Холмского, бывал у нее?
Скаудер помотал головой и прикрыл лицо ладонями.
— Если я сознаюсь, что отдавал Элеоноре деньги, меня помилуют? — жалобно спросил он.
— Но вас же еще не осудили, чтобы миловать, — напомнила Вера. — Скажу только, что явка с повинной зачтется, потом следствие учтет, что выгодополучатель только один — покойная Герберова, а вы просто способствовали хищению государственных средств без цели личного обогащения. И потом, сами знаете, если вам предъявят обвинение, тут же вся прогрессивная общественность встанет на вашу защиту. В мире поднимается волна возмущения…
— Это да, — признал Скаудер. — Но худруком «Тетриса» мне уже не быть. А это печально.
Он обернулся и посмотрел за окно, сидя, моря было не видно, только небо и бегущие по нему облака.
— Вы даже представить себе не можете, что значит для меня эта потеря! Софьин — гениальный предприниматель, я — гениальный… ну или почти гениальный режиссер. Мы нашли друг друга. У Бориса Борисовича родилась идея раскрутить театр, что практически удалось, а потом создать две труппы. Одна для внутреннего пользования, вторая — гастрольная, для зарабатывания средств. Составы, конечно, будут варьироваться, потому что каждому актеру захочется побывать за границей. Там ведь совсем другие доходы и ставки. Представляете, постоянно гастролирующая труппа театра, который известен всему миру? Какие это сборы и какие это доходы! Сейчас люди, которые с Кудрявцевой с ее самодеятельностью, рассчитывают привезти по восемь-девять тысяч евро… А что может принести грамотно организованный театральный тур — несопоставимо больше!
Гилберт Янович замолчал, оторвал взгляд от окна, вздохнул и спросил:
— Мне сейчас писать признание?
— Зачем спешить? Можете возвращаться к труппе, а когда освободитесь, напишите, главное, не забудьте указать, как Герберова, используя рычаги административного давления, вымогала у вас деньги. Как, когда и сколько.
Он поднялся.
— И это все?
— Все, если вы не убивали Элеонору Робертовну.
— Как вы могли подумать? — возмутился Скаудер, всплеснув руками.
— Вы видели, куда упал нож Козленкова? — как ни в чем не бывало спросила Вера. — Может быть, заметили, кто его поднял?
— Не видел, — ответил Гилберт Янович. — То есть видел, что он подкатился к моим ногам. Но я отпихнул его. А когда и кто забирал нож, не видел. Мне кажется, его кто-то на стол положил. Мне можно идти?
Вера кивнула.
— Да, конечно. Только не забудьте Станислава Холмского отправить. Я жду его здесь.
Гилберт Янович вздохнул и вышел из каюты.
«Такие люди не убивают, — размышляла Вера. — По крайней мере хладнокровно и расчетливо. Лезвие широкое, и, чтобы вонзить его так глубоко в грудь через ребра, надо обладать достаточной силой, а значит, бил все-таки мужчина. Удар ножом был нанесен сильной рукой. Лезвие вошло в тело по самую рукоятку, а длина лезвия не менее пятнадцати сантиметров, может быть, даже больше. Женщина так не могла бы ударить».
Она ждала Холмского, но тот не спешил. Скорее всего, Скаудер закончил творческий процесс со всей труппой и теперь инструктирует Станислава, как себя держать и что говорить. Хотя разговор с ним вряд ли что-то даст. Пока подозреваемым номер один для Веры оставался Артем Киреев, с которым еще предстояло беседовать и попытаться поймать на чем-то.
Глава 15