Актеры затонувшего театра

В ресторанном зале остались лишь четверо: Алексей Дмитриевич Козленков, Артем Киреев и супруги Иртеньевы. При появлении Веры Бережной Киреев что-то быстро спрятал под стол. Вера подошла к компании, опустилась рядом на свободный стул.

— Добрый день, господа.

Никто ей не ответил.

— А зачем бутылку под стол спрятали? — обратилась Вера к Артему. — Вы же не школьники.

Ответом опять было молчание, а потом Козленков осуждающе произнес:

— Нехорошо, уважаемая госпожа, вот так вот без мыла в душу! Мы вас как свою, как родную, можно сказать, приняли, а вы что-то тут вынюхивать собираетесь.

— Насколько я поняла, Гилберт Янович рассказал вам, что произошло? — поинтересовалась Вера. — Поэтому все вопросы ко мне. Или вы доверяете ему больше?

Артисты переглянулись, и Киреев достал из-под стола пластиковую бутылку.

— Вчера через старый город на корабль спешил, — начал объяснять он. — Гляжу — щель какая-то. Заглянул, а там пивнушка маленькая — типа нашей забегаловки — и пиво в розлив. Народу — никого, восемь вечера, по их законам пивные закрываются. Еле упросил налить мне бутылочку. Пиво называется «Король Людвиг», оно типа немецкого, как меня уверяли. Хотите попробовать, Вера Николаевна?

— Не пью пива совсем.

— И это правильно, — согласился Козленков. — Нам больше достанется — тут всего-то полтора литра.

— Сережа не будет, — предупредила Алиса Иртеньева.

— Тем более, — твердо произнес Козленков и, покосившись на Веру, добавил: — Не надо ничего вынюхивать, мы сами, когда захотим, все расскажем.

— А я разве приставала к кому-то с вопросами?

Все переглянулись, а Вера продолжила:

— С Гибелью Эскадры у меня был разговор совсем на иную тему. По поводу того, куда пропадают деньги, как растворяются гранты и почему некоторым артистам приходится мыкаться по съемным квартирам, хотя гранты могут расходоваться и на улучшение жилищных условий особо нуждающихся работников театра.

— Это правда? — не поверила Алиса, переглянувшись с мужем.

— Конечно, Скаудер это знает, только почему-то вам об этом ничего не сказал?

— Ясно почему, — вздохнула Иртеньева. — Нам он сообщил, что вы следователь и очень жестко допрашиваете, наезжаете, угрожаете, запугиваете, требуете признаний.

— От вас я ничего не собираюсь требовать. Вы сразу предупредили, что сами скажете, когда захотите, — улыбнулась Вера.

— Ладно, — примиряюще произнес Козленков, опуская руку под стол. — Тут винцо имеется.

Он вытащил бутылку и поставил ее на стол.

— Мы даже открыть ее не успели.

— Откуда у вас эта бутылка? — спросила Вера.

— Я принес, — ответил Алексей Дмитриевич.

— Вот я и спрашиваю, откуда вы ее принесли?

— Где взял, там уже нет, — усмехнулся Козленков. — Это — бордо, милая дама, не просто бордо, а «Шато петрюс» девяносто первого года. Хотите с нами выпить, так не спрашивайте откуда.

— Хорошо, проехали, — проговорила Вера. — А где ваш охотничий нож, Алексей Дмитриевич? Тот, который вы во время замечательно сыгранного розыгрыша в сторону бросили?

— Я бросил, я и поднял, — спокойно ответил Козленков. — Вещь, между прочим, денег стоит, хотя и китайская. Пятьдесят евро заплатил тем не менее.

— Куда вы его дели?

— Поднял и на стол положил. А потом ушел и забыл.

— Вы уходили одним из последних, после вас только я и Волков оставались здесь.

— Может, Федя взял или кто-то еще раньше, — отмахнулся Козленков. — А почему вас это так интересует?

Алиса Иртеньева, очевидно, поняла и ахнула:

— Так выходит, что этим ножом зарезали Герберову?!

— Не знаю, — покачала головой Вера. — Может, этим, а может, очень похожим.

— А вы сами-то труп видели? — поинтересовался Киреев.

— Я и обнаружила, — сказала Вера. — Как вы помните, Герберова меня к себе позвала, а ребят заставила закуски туда тащить. Так до сих пор стол и уставлен. Я зашла и увидела ее мертвой.

Алиса поежилась и посмотрела на мужа, Сергей казался отрешенным. Никто не вымолвил ни слова, пока молчание не нарушил Алексей Дмитриевич:

— Вчера Федя стихи начал читать Твардовского, а чтец, как вы знаете, он классный. То есть первоклассный чтец. Я сам, когда эти строки слышу в его исполнении, заплакать готов — так горло перехватывает, что ни вдохнуть, ни слова сказать, а она весело там о чем-то… Великий человек о своем героическом деде рассказывает, а ты, если перебить хочешь, скажи тогда о своих предках, а ей и сказать-то нечего! А перебить народного артиста, когда он душу перед тобой выворачивает… Про какую-то ерунду сразу начала! Да и предков у нее никаких не было, а так — родственники…

— Я слышал, что у нее отец был банкиром, — проговорил Киреев. — В середине девяностых его взорвали вместе с машиной и водителем. Мать тут же дочку бросила и за границу сбежала. Там и сгинула где-то. А Элеонору Робертовну замужняя старшая сестра к себе взяла. Банк, как выяснилось, к тому моменту разорился…

Все молчали.

— Как банк назывался? — спросила Вера.

Киреев молча пожал плечами.

— Проникновенно излагаешь, Артем. Я чуть было ее не пожалела, — усмехнулась Алиса. — Какая она несчастная, папу-банкира взорвали на кусочки…