Актеры затонувшего театра

Столы так и остались стоять в одну линию, словно символизируя единство актерского строя и его сплоченность. Места за столом еще оставались, но Вера предложила Станиславу сесть отдельно, будто бы для того, чтобы продолжить их разговор, при котором присутствие посторонних ушей вовсе не обязательно.

Холмский пытался возразить, сказав, что посторонних здесь нет, но произнес это неуверенно и очень тихо.

То, что они демонстративно сели отдельно, не укрылось, конечно, от остальной труппы. Все переглянулись, но промолчали, и почти сразу к отдельному столику подошла с подносом Таня Хорошавина.

— Как твои дела? — обратилась она непонятно к кому.

А потому ответили сразу и Вера, и Стасик, не сговариваясь:

— Все прекрасно.

Они произнесли это так слаженно и с такой одинаковой интонацией, что и сами удивились.

— Мы с Алисой приготовили на обед сегодня мясную солянку, — начала предлагать меню Татьяна. — А еще есть…

Тут включилась рация, которую Вера выложила на стол, включилась так громко, что обернулись все сидящие за длинным столом.

— Со мной связались из следственного комитета, поинтересовались наличием возможности посадить на корму вертолет, — раздался голос капитана. — Я сказал, что сейчас уточню. Вы что порекомендуете?

— Такая возможность есть?

— Возможность есть: вертолетная площадка имеется.

— Тогда поинтересуйтесь типом воздушного судна и откажите. Скажите, что лучше выслать навстречу катер с оперативной группой. К борту катер может подойти?

— Без проблем. Но только катер подойдет лишь ночью. А если им сейчас еще предстоит ехать в порт, погружаться и выходить в море, то это будет часа за три или за четыре до нашего прибытия. Стоит ли?

— В самый раз.

— А с телом-то что делать? Пусть так и лежит?

Все находящиеся в ресторане замерли, прислушиваясь.

— Тело можно будет накрыть, но охрану от каюты пока не убираем. Я дам дополнительную команду.

— А что говорить, если со мной еще раз будут связываться? — спросил капитан.

— Скажите, что доследственная проверка произведена. Пусть высылают катер навстречу для проведения необходимых следственно-оперативных мероприятий и задержания преступника.

— Так что, уже…

Вера отключила рацию и посмотрела на замершую возле столика Таню.

— Все, что приготовили, то и принесите, — попросила Вера. — Только небольшими порциями.

— И мне, — прошептал Холмский.

Обед проходил в полной тишине.

Вера вместе со Станиславом вернулись в ее каюту. Когда выходили из зала, все смотрели им вслед. Никто не встал из-за стола, хотя закончили обед все раньше. Молчали и никто не окликнул. Гилберта Яновича за общим столом не было.

В каюте они уселись так же, как и при начале разговора, — каждый в свое кресло.

— Когда вы меня арестуете? — спросил Холмский.

— А зачем? Ты же отсюда все равно убежать не сможешь: вокруг море.

— Вдруг я с собой что-нибудь сделаю?

— А зачем это тебе? — поинтересовалась Вера.

— Груз вины за преступление, — вздохнул Стасик. — За то, что я переступил законы божеские и человечьи.

— А раньше никогда не переступал?

Холмский задумался и кивнул:

— Случалось. Но теперь это все накопилось.

— Тебе жалко Элеонору Робертовну?

Он отвел глаза.

— По-человечески — да. А так…

Он посмотрел Вере прямо в глаза.

— Ну вы же уже поняли, что она за человек была.

Вера взяла рацию и связалась с капитаном.

— Григорий Михалыч, на вашем судне есть карцер или каюта, предназначенная для содержания преступника?

Услышав последнее слово, Станислав напрягся и отвернулся в сторону. На его глазах выступили слезы.

— Найдется, — ответил капитан. — А что, есть кого туда помещать?

— Есть один желающий, — ответила Вера. — Подготовьте помещение, а потом высылайте конвой. Теперь о теле. Знаете условия хранения и транспортировки подобных грузов?

— Увы, даже очень хорошо знаю. Я из ЮВА двух моряков своих в Канаду вез. Ребят в порту зарезали.

— Откуда? — не поняла Вера.

— Из Юго-Восточной Азии. Из Восточного Тимора, если уж совсем точно. Не все даже такую страну знают, а мы туда за грузом кофе пошли. Вернее, повезли военный груз, а обратно кофе должны были взять. А в Дили у них тогда беспорядки начались. Дили — это столица и одновременно крупнейший порт. Власть разбежалась, начались грабежи, пожары и все такое прочее…

— Ну, раз опыт есть, то знаете, что делать.

Вера закончила разговор и посмотрела на Станислава, он вытирал слезы.

Вера подала ему салфетку и спросила:

— На ноже остались твои отпечатки?

— Конечно. А чьи же еще? Но я не знаю точно.

— Ты был в перчатках?

— Не помню, — Холмский отвел глаза.

— Стасик, — как можно мягче произнесла Вера. — Ты не помнишь, как вошел, как ударил ножом, не помнишь, был ли ты в перчатках или без них. Но помнишь только, что взял бутылку вина.

Холмский кивнул:

— Ничего не помню. Затмение какое-то нашло. Про бутылку помню. А это что, отягчающее обстоятельство?

— В принципе, да. Вино ведь дорогое.

— Ужас! — прошептал Холмский. — Из-за какого-то вина вся жизнь под откос.

— Вообще-то ты человека убил, — напомнила Вера.

— Это да, — согласился Станислав.

Он уже перестал плакать, но по-прежнему был растерянным и несчастным.