Актриса на главную роль

Не понимая, не чувствуя, что конкретно ее беспокоит и настораживает, Глафира подобралась, словно кошка перед атакой на заигравшегося воробья, села ровно, смотрела с повышенным вниманием на сцену, внутренне готовая к любым непонятным событиям. Но все шло себе штатно, в хорошем рабочем режиме.

Как раз подошли к одной из центральных сцен постановки – очень важный монолог героини, во время которого та много и динамично перемещается по сцене, активно жестикулируя. В один из моментов она подбегает к накрытому столу и, распаленная эмоционально, широким нервным жестом наливает в винный бокал приличную порцию коньяку, выпивает залпом и продолжает свой монолог.

В запале, забыв поставить пустой бокал на стол, героиня начала расхаживать по авансцене, размахивая им, вернулась к столу, снова нервным, дерганым движением налила коньяк в бокал, поднесла к губам, остановилась, произнесла слова, замолчала, задумываясь, понюхала содержимое бокала, поморщилась и резким движением выплеснула его на пол. Потом поставила бокал на стол и буквально побежала к главному герою, сидящему на стуле в углу сцены все время ее монолога.

«Ну, молодец, – мысленно комментировала Глаша про себя игру Гордеевой. – Давай. Вот правильно, здесь форсируй. Да, вот так. Здесь тише… тише, как мы делали. Да, вот так. Шире жест, шире…»

Сцену Гордеева прошла отлично! На пять.

И вдруг сбилась с шага, словно споткнулась, остановилась, растерянно потерла лоб пальцами.

«Ум-м-м… – мысленно простонала от бессильного разочарования Глафира. – Текст забыла. Ну блин! Ну какого хрена, а!» – мысленно возмутилась она такому отношению к работе.

А Наталья внезапно сорвалась с места и направилась обратно к столу, что уж совсем никуда не годилось – все насмарку! Ладно текст выскочил из памяти, бывает, но последовательность действий-то уж наработана до автоматизма! По сценарию она сейчас вообще уходит со сцены!

Глафира поднялась, собираясь остановить прогон, взяла микрофон и, уж набрав воздуха в легкие, чтобы отдать распоряжение, замерла, так и не произнеся ни слова, осознав в эту секунду, что происходящая на сцене непонятная фигня с артисткой и есть та самая беда, предчувствие которой не давало ей покоя.

Гордеева металась по сцене, словно не понимала, куда ей надо идти и что делать, активно жестикулировала, размахивая руками, говорила что-то невнятное, путаное, дыхание ее сбилось…

– Наташа! – Полонский, находившийся ближе всех к девушке, первым сообразил, что с партнершей происходит что-то неладное, и взял за руку, пытаясь остановить эти сумбурные метания.

Схватив литровую бутылку с водой, которая всегда стояла на режиссерском столе во время работы, Глафира сорвалась с места, стремительно помчавшись к сцене и громко выкрикивая распоряжения на ходу:

– Вера! Срочно вызывайте «Скорую», у нас тяжелое отравление! Лев Андреевич, усадите ее и держите крепче! – Влетев по боковым ступенькам на сцену к начавшей биться в судорогах Наталье, Глафира продолжала отдавать громкие, четкие указания: – Игорь Денисович! Сядьте за стол! Охраняйте бутылку и бокал, из которого пила Наталья! Это понятно?

– Понятно! – кивнул Антонов, сразу же сообразив, что Глафира имела в виду.

– Вы же мента в кино играли, вы в курсе! Берегите вещдоки! Сами не касайтесь и не позволяйте никому!

– Да понял я, понял! – проворчал тот в ответ, но приказание режиссера исполнил быстро.

Глаша тем временем добежала до Полонского, еле удерживавшего задыхавшуюся, бьющуюся в судорогах Наталью.

– Запрокиньте ей голову! – потребовала Глафира, скручивая крышку с бутылки. – Олег! Помогите! Надо держать ей голову!

Сомов, словно по команде «отомри», очнулся от растерянности и бросился на помощь. Вдвоем с Полонским им удалось приподнять и удерживать голову Натальи в одном положении, и Глафира, жестко ухватив девушку за подбородок, сумела приоткрыть большим пальцем ее рот и стала вливать воду.

– Глотай, глотай, Наташа! – кричала она. – Слышишь меня? Глотай! Вера! – позвала она, не прерывая процесса. – Найдите таз, емкость какую-нибудь, тащите сюда хоть ведро с пожарного щитка! И надо еще воды!

– Поняла! – прокричала верная Верочка, успевшая и «Скорую» вызвать, и оказаться на сцене практически след в след за Глафирой.

Глаше удалось, почти ничего не расплескав, влить в Гордееву около литра воды.

– Переверните ее! – распорядилась Глаша и показала, как надо перевернуть. – Вот так, головой вниз. Да, вот так. Надавите на живот, Лев Андреевич!

Ну а сама, встав на колени возле повисшей на руках мужчин продолжавшей дергаться в судорогах задыхающейся Натальи, не церемонясь, раскрыла той рот и засунула глубоко, до самой глотки два пальца.

– Давай, Наташа! Надо избавиться от отравы! – уговаривала она Гордееву.

У девушки начались рвотные спазмы, от чего ее тело задергалось и начало биться в еще больших судорогах.

– Давай! – уже не просила, а приказывала Глаша.

– Вот, принесла! – прокричала над ухом у Глафиры Верочка, торопливо пристроив под свесившейся головой Гордеевой большое алюминиевое ведро, видимо, у уборщиц заняла ради такого дела.