Актриса на главную роль

И в это момент Наталью начало рвать прямо-таки фонтаном.

– Вот и молодец, – похвалила ее Глафира и попросила свою помощницу: – Вера, надо еще воды, срочно! И что сказали в «Скорой»?

– Пять минут, – торопливо произнесла Вера и пояснила: – «Скорая» будет через пять минут, а вода вот, собрала у кого было с собой. – Она протянула три пол-литровые бутылки разной степени наполненности.

И мучительное действие продолжилось. Гордееву перевернули, Глаша снова влила воду ей в рот, и Наталья снова очистила рвотой желудок.

Не отрываясь от процесса, Глафира заметила, как по проходу между рядами бегут медики со своими медицинскими ящиками, а за ними еле поспевают Грановский, Зина Осиповна и еще какие-то люди.

– Сколько вы в нее влили? – спросил доктор, опустившийся на колени рядом с Глафирой.

– Литра два, – сообщила Глаша и, наклонив голову к нему поближе, сообщила свое подозрение так, чтобы слышал только он: – Скорее всего отравление атропином. Причем растительным. Ее намеренно отравили и рассчитывали, что насмерть. – И чтобы тот не стал задавать ненужных вопросов и прикидывать степень нормальности дамочки, произнесла еще тише: – У нас уже убили одну актрису, полиция ведет дело.

– Я понял, – ровным тоном ответил врач и, поднимаясь с колен, приказал: – Срочно в машину. Мужчины, помогите донести носилки!

Глафира откинулась назад, достала из кармана смартфон и набрала номер Лепина. А куда деваться?

– Ты нашла мне убийцу! – произнес с преувеличенной радостью Юрий.

– Пока нет, но найду, – уставшим голосом не очень-то твердо пообещала Глаша. – Юр, у нас попытка убийства. Отравили еще одну актрису. Прямо на сцене.

– Язви твою душу! – ругнулся в сердцах Лепин. – Вы там совсем охренели со своим спектаклем! – И рявкнул: – Выезжаем! Скажи этим своим артистам, чтобы ничего не трогали!

– Да уж выезжай!

И, кряхтя и постанывая, как старушка-бедовушка, поднялась с колен, убирая телефон в карман.

– Глафира Артемовна! – окликнул ее кто-то.

Она развернулась на голос и увидела старшего костюмера Лену Земцову, смотревшую на нее с явным сочувствием.

– Давайте я вам подберу что-нибудь переодеться, – предложила та. Глафира осмотрела себя – м-м-м-да, ну и видок. Вся одежда заляпана пятнами совершенно определенного происхождения.

– Да, было бы неплохо переодеться, – согласилась она, оценив нанесенный ущерб.

– Ничего, – заверила ее Земцова, – мои девочки выстирают и все приведут в порядок, а я вам сейчас что-нибудь достойное найду.

– Тогда в кабинет принесите, если вам не трудно, Лена, – попросила Глаша.

– Глафира Артемовна! – окликнул ее начальственно-требовательно Грановский, но в голосе его слышалась тревога. – Объясните, что происходит? Что случилось с актрисой Гордеевой?

– Актрисе Гордеевой стало плохо, видимо, сильное пищевое отравление, – не для него, а для всех громко спокойно и четко произнесла Глафира. – Скорее всего, съела что-то непригодное. Мы с артистами оказали ей первую помощь. Подробности я объясню вам после того, как переоденусь.

– Через пятнадцать минут в моем кабинете, – распорядился Грановский, развернулся и пошел по проходу прочь, сопровождаемый верной Зиной Осиповной.

– Спасибо, Лена, – разглядывая принесенный Земцовой в кабинет наряд, поблагодарила Глаша.

Кипельно-белая хлопковая блуза строгого кроя и к ней юбка фиолетово-голубых тонов до колен из плотного шелка, вроде бы и строгая, классический «карандаш», ан нет – с некой фривольностью – не в обтяжку, как полагается, а с тщательно скрытым глубоким запахом.

– Интересный комплект, – заметила Глафира.

– Я подумала, что будет хорошо сочетаться с вашими мокасинами.

– Благодарю, – сдержанно повторила Глаша.

И поймала себя на мысли, что уже привычно, как всякий раз при встрече с этой девушкой, поражается облику Лены – какая все же у нее интересная внешность: четкие, словно прорисованные, практически идеальные черты очень симметричного лица, что крайне редко встречается в природе. И непростой взгляд интересных, миндалевидных глаз. Вот бы кому на сцену, подумалось ей в который уж раз.

– Я хотела спросить, Глафира Артемовна, – уже взявшись за ручку двери, повернулась Лена, – что теперь будет с постановкой? Премьеру отменят?

– Ну почему же отменят. Нет, – ответила Глаша, – будем искать замену Гордеевой, экстренным образом прогонять постановку с другой актрисой. Некоторых актрис мы и так предполагали на второй состав, многие учили текст. Так что премьера состоится.

– Это хорошо, – кивнула Лена и вышла за дверь.

– Что же это творится, Глаша? – спросил Грановский, когда Глафира села напротив него в кресло за столом.

Тихон Анатольевич за эти дни, казалось, подрастерял благообразности и величия. Он по-прежнему выглядел мощным, породистым барином, но уставшим и придавленным обстоятельствами.

– Завтра похороны Элечки, а сегодня вот такое, – жаловался он Глаше.

– Ничего нового, Тихон Анатольевич, – тягостно вздохнула Глафира. – Межвидовая борьба за выживание. Гордееву, без всякого сомнения, отравили намеренно.

– Кому? Кому надо загубить премьеру? Зачем? – Он бессильно потряс кулаком.