Так что, просто прошел через подъездной двор, обошел дом и уже там, возле ворот двора крытого, нашел, чем открыть его дверь. Есть не хотелось, да и усталость моя накопившаяся, которой я, пока шел, видно дал волю, повлекла меня сразу наверх, в мою спальню.
В общем, как раздевался — помню, как в наболевшую ногу втер мазь, вроде тоже, а вот как коснулся подушки головой, уже похоже, что и нет.
Проснулся от того, что кто-то скребется в мою дверь.
«— Наверное, Люба…», — подумалось сразу — это ж в ее манере приходить, когда именно ей хочется. Но потом сразу понял, что вот ей-то как раз и не свойственно так терпеливо ждать под дверью.
Открыл глаза — в окно во всю уж наплывал сумеречный свет. Вечер на дворе или, наоборот, заря на подходе?
В дверь поскреблись снова:
— Кто там? — откликнулся все же я.
— Это я, дядь, — ага, Мишкин голос, — Там тетя Марфуша собирается в госпиталь в ночь, и велит будить тебя, чтоб ты спускался.
— Зачем? — насторожился я, уже боясь, что произошло что-то опять.
— Дык чтоб поел.
Фух, новых происшествий похоже не случилось…
— А ты что не заходишь? — спросил я племянника — вроде ж и не в его манере тоже, большая-то церемонность.
— А заперто у тебя, дядь, — обескуражено прозвучал голос племянника.
Ха, глядишь ты, засыпал на ходу, а от Любы все ж спрятался!
Я встал, повернул ключ в замке, который действительно оказался запертым, и впустил племянника.
— Кто дома? — спросил его, пока сам одевался.
— Ну, кроме меня, еще тетя Марфуша, да тетя Люба только что пришла.
— И что она делает?
— Ужинает на кухне, собирается куда-то уходить.
— Куда, не знаешь?
— Дык откуда? Она это и не мне сказала, а тете Марфе, и пояснила, что по делам.
Очень интересно.
Тем временем я влез в холщовые дядины штаны и его же рубашку, в общем в то, что мне Марфуша выдала для дома. Широковаты мне были эти вещи конечно, но зато легки, а одевать что-то более серьезное, напарившись за день, совершенно не хотелось. Ноги всунул в шлепки на войлочной подошве — видно из того же набора, и мы с племянником отправились вниз.
Увидевшая меня на пороге кухни Марфа, только буркнула:
— Все спит и спит, думала уж не дождуся.
А Люба, коротко кивнув, в своей кошачьей манере… а после сравнения ее повадок тети Ани с Муркой, я по-другому их воспринимать не мог… прищурилась слегка и повела плавно плечами. Поприветствовав ее кивком, ответил я все же Марфуше:
— Лег-то только в пятом часу! Чего ты хотела? Вон, Мишка, еле дозвался меня.
— Уж не знаю, где шлёндал…
Я перебил ее, боясь, что всплывет обсуждение того, что я задержался у Старостиных в доме, после их с Алиной отъезда. А это мне было совершенно ни к чему, потому как Любе я теперь не очень доверял как-то:
— В отделе я был, где ж еще?! Работа у меня, знаешь ли, такая — не нормированные часы.
Марфа послушно подхватила тему:
— Да она у всех нонче такая… вот, ешь давай, да я со спокойной душой пойду.
И не успел я усесться, как она поставила передо мной тарелку с мелко накрошенной и подогретой на постном масле картошкой, а потом подсунула ближе миску с мочеными груздями. Сама же, подхватив уже опустевшую Любину посуду со стола, принялась мыть ее в тазике, видно из крана вода уже не шла.
Любовь Михайловна, между тем, задумчиво смотрела в окно, где все плотней сгущались сумерки. А я ел, не особо обращая на нее внимание, оно ж спросонья всегда идет хорошо и аппетит отменный. Марфа домывала посуду, что-то потихоньку напевая, а Мишка куда-то из кухни исчез.
Вдруг Люба встрепенулась, поднялась, подошла к тому окну, в которое смотрела, и дернула плотную штору, закрывая его. И вроде никому конкретно, но было точно понятно, что мне, сказала:
— Ладно, пойду, пройдусь. Встретиться мне кое с кем нужно, через часик буду, — и выразительно посмотрела на меня, дрогнув при этом изгибом брови.
Я же, чуть не поперхнулся, потому, как мой организм опять помимо воли повело на звук виолончелью поющего голоса. Мне пришлось проигнорировать намек и молча уткнуться взглядом в тарелку, потому как за собственный, я поручиться бы уже не смог.
А она, как-то неявно потянулась, и не говоря больше ни слова, отправилась на выход из дома.
Черт, кошка — как есть кошка!
Но это так, больше телом осознал, а вот разум мой зорко следил за ее шагами по коридору, и как только хлопнула дверь, я сорвался со своего места.
— Вот, чисто Барсик по февралю… — догнало меня Марфино ворчанье уже на выходе из кухни.
Я обернулся и строго глянул на нее:
— Молчи. Все слишком серьезно, — та от такого моего тона выпучила глаза и молча кивнула.
Неужто что-то поняла?
А я, насколько быстро позволяла мне нога, взлетел по лестнице к себе в спальню. Прикинул, что дядина одежда на мне достаточно темная, так что переодеваться и тратить на это время не стоит, но вот в разношенных шлепках по улицам сильно не побегаешь. Достал чемодан из шкафа, в котором после разбора Марфы осталось не так уж много вещей, и вынул оттуда свои старые спортивки.