Акция

– Знаешь, видимо, мне нужна простая, каждодневная работа над собой, над своим характером, над изменением своих привычек, лени, пустой траты времени. И не надо бояться трудностей в этом деле самосовершенствования. Вообще, я считаю, что для человека не может быть такого понятия как перенапряжение. Ведь можно работать, размышлять, наблюдать, делать выводы, не напрягая нервов. Работать, не напрягая нервную систему. Вот мой идеал интеллектуальной производительности. Главное, надо для себя решить, кто я, зачем я, кем хочу вырасти, кем стать. И тогда многое в жизни моей подростковой прояснится и станет ясным. Причем, никто, ни мама, ни учителя, ни друзья на это вопросы не дадут ответ, только я сам.

– Ну, давай, пробуй. Попеределывай – ка себя. Посмотрю я. А я пока не буду переделываться. Я такой какой есть. А хороший или плохой это уже из области субъективизма. Я вот волосы длинные ношу. До плеч. Кто – то говорит, что это плохо. Кто – то молчит. А мне нравится. Почему я должен подделываться под чье-то мнение. Моя голова, мои волосы, что хочу то с ними и делаю.

В Герценке, как и всегда в это время было много народу, но столов в большом зале все – таки больше. Нашлись два свободных места и ребята взялись за работу. Ленька взял учебники по сопромату и стал готовиться к лабораторной, а Славику после всех перипетий и расстройств сегодняшнего дня учебными делами заниматься ну никак не моглось, а материальчики, с которыми Ленчик сейчас поработает, пригодятся и ему, Славику. Леня, молодец, парень не жадный, хотя и философ изрядный, большой любитель побалагурить, порассуждать и поспорить.

Слава богу, сейчас хоть делом занят, молчит.

– А я, – подумал Славик, – хоть письмо Вовке в Армию напишу. Месяц уже собираюсь.

Славик не был патриотом. Среди окружающих его людей уже были те, кто отслужил в армии. На заводе работали и жили рядом те, кто воевал. Их было много. Очень много. Практически все. Поэтому никакого мандража у него не было. Служба так служба. Но в отношении физической подготовки: там подтягиваться или отжиматься или еще страшнее делать на перекладине «переворот с подъемом». Он все хотел с понедельника начать тренировки, понедельники приходили и уходили, а тренировки почему – то не начинались.

До тех пор, пока кавалер трех орденов Славы Александр Орлов не рассказал парням, как он ходил в разведку и как одним ударом кулака оглушил немца и доставил в часть очень важного языка. За что и орден получил.

И даже книжку оказал, где про его подвиг рассказывалось.   Языка Славику для штаба фронда доставить тоже хотелось. Но до армии еще два года.

«Здравствуй, Вовка!

Рад, что служба у тебя идет хорошо. У нас дела тоже неплохи. Хотя все твои родные скучают по тебе. Я тебя давно не видел. Повидаться бы. Спасибо за письма и «ЦУ». Они мне пригодятся в будущем. Бываю у вас дома. Андрейка напоминает о тебе, весь ты, копия ты маленький. К нам Сережка с Танькой приезжали, каникулы у школьников и в город им из Юрьи вырваться очень интересно. Погостили у нас. Так, Танька увидела Андрейку на фото, где он на коечке, и говорит, что это Вовка что – ли? У них в Юрье в альбоме есть фотография твоя, где ты маленький, так она перепутала.

Да, Вовка, нам с тобой теперь долго ни увидеться, ни выпить, ни поговорить. Потому, что и мне, Вовка, пришла повестка из военкомата. Я взял ее в почтовом ящике и мамке пока не говорю, расстроится, заревет. Жалко ее. 8 апреля надо уже явиться в военкомат для получения повестки, уточнения команды, рода и вида войск.

Все призыв и до меня добрался. Все. Отгулял. Даже поработать на заводе ХХ партсъезда, куда направлен по направлению техникума, как молодой специалист, не успел толком. Вот так. На днях устроюсь на завод. А в начале мая уже отправят. Все парням повестки вручают ровно за месяц до отправки в Армию. Так что, Вовка, нам долго не увидеться. Жаль.

Мне то легче будет. У меня никто не останется здесь на гражданке, очень близкий, ну а те девушки, кто мне нравились и с кем на танцах танцевал, так я только и имена их знаю, ни адреса, ни фамилий. Может с техникума Людке Лысенко напишу. Но тоже адреса не знаю.

Пока. Служи. Будь примером!"

Не ехидно ли эти два последние слова? – подумал Славик, перечитав их еще раз. Хотя почему, нет? Если человек меня учит, значит примером быть ему приятно. Пусть останутся.

Пятый вырванный листок

Читал свой дневник, и было горько на душе, обидно. До чего же все пусто в нем, все напыщенно, все ничтожно по своему значению для читателя, начиная от перво до последней записи. Видно, когда я пишу его, то стремлюсь только высказаться, не думая о том, кто будет его читать, интересны ли ему, читателю, будут эти записи. Для дневника, конечно, это простительно, а для писателя уже нет.

И, конечно, в этих дневниковых школьных и послешкольных записей я не открыл Америки, не написал ничего нового о жизни современного подростка. А вот это, наверно, было бы интересно будущему читателю моих дневников.