Актуальные проблемы Европы №1 / 2015

Правый фланг, к которому примыкают правоцентристы (Баварская партия, Партия окситанской нации, «Будущее Аландов»), малочисленнее и слабее. Правоконсервативный профиль этого фланга (немаловажный для генезиса сепаратизма) рельефно представлен у таких объединений, как союз «За Южный Тироль», «Свобода Южного Тироля», «Свободовцы» (Die Freiheitlichen), Савойская лига, бретонский «Адсав». Все они весьма оппозиционно настроены по отношению к официальному курсу, особенно в ценностных вопросах. Явно праворадикальный сектор более чем маргинален: к нему можно отнести крошечную неофашистскую группу «Молодая Бретань», Национальный форум Эльзас-Лотарингия (связанный с германской НДП), отдельных членов лиг в Италии и правых партий Фландрии (но не сами эти партии, как это нередко делается). Серьезные позиции правоконсервативные сепаратисты имеют только в Южном Тироле: после провозглашения независимости Косова электорат одних только «свободовцев» вырос там в три раза, достигнув в 2013 г. 16–18% избирателей.

Одновременно в «сепаратистском спектре» в большей степени, чем на партийно-политической сцене в целом, возникают нестандартные идеологические комбинации, что отражает растущую девальвацию прежних линий деления на «правых» и «левых». Символом этого явления можно считать Лигу Севера – крайне неоднородную, с очень различными фракциями и региональными лигами, неоднократно менявшую свои приоритеты.

Отдельного внимания заслуживает «Фламандский интерес» (ФИ – бывший Фламандский блок), у которого лозунг «за независимую Фландрию» вписан в необычную идеологическую амальгаму. Эту партию часто стереотипно называют правоэкстремистской. Однако о ее антисистемности можно говорить разве что в связи с иммиграционным досье: Фламандский блок был запрещен по решению суда за «исламофобские высказывания». Другие компоненты программы ФИ являются квинтэссенцией мейнстрима и антитезой всему, что ассоциируется с праворадикальностью. В социально-экономических вопросах фламандские сепаратисты – типичные неолибералы, в ценностных – либертарианцы-авангардисты, борющиеся за новые права сексуальных меньшинств и освобождение от вековых табу. Причем сепаратизм, так же как и оппозиция иммиграции, получает у «Фламандского интереса» либеральную и даже ультралиберальную мотивацию. «Развод» с Валлонией, объясняет лидер партии Г. Аннеманс, назрел потому, что валлонцы с их «социалистическим духом» сдерживают сокращение социальных обязательств государства (9). А растущее мусульманское присутствие опасно тем, что ставит под вопрос либеральные устои, и в первую очередь «новые европейские ценности» в сфере этики и гендера.

На общем фоне выделяются Корсика, Сицилия и отчасти Сардиния, где основные сепаратистские организации (Движение за независимость Сицилии, Сардинская партия действия и даже «прогрессистская» «Свободная Корсика») не артикулируют ни идеологических привязок, ни интереса к идеологии. Высказываются предположения, что эта политическая ниша курируется здесь мафиозными структурами. Как бы то ни было, это особый казус. В целом же внеидеологичность для западноевропейских политических движений нетипична.

Если идеологический компонент (и мотивация) характерен больше для западных проектов сецессии, то другой аспект сознания, с которым соотносится сепаратизм, универсален. Это формы коллективной идентичности. Одним из главных критериев классификации сепаратистских движений служит основа консолидации и мобилизации группы, от лица которой действует движение.

Большинство проектов отделения от существующих государств, в том числе в Европе, опираются на идеологию национализма. Все они апеллируют к правам конкретной этнической (этнонациональной, этнической, субэтнической, племенной) общности, определяемой в качестве нации. Такой сепаратизм принято называть этническим. Помимо этнического выделяют сепаратизм конфессиональный, а в последнее время также региональный (хотя сам феномен неэтнически мотивированного, территориального сепаратизма значительно старше).

В Европе, в отличие от Азии, религия нигде не выступает главной основой сепаратизма, даже если в отдельных ситуациях она сыграла заметную роль в размежевании идентичностей (сербы, хорваты и босняки) или в углублении межэтнического разлома и обострении конфликта (Северная Ирландия, Чечня, Косово).

А вот примеры регионального сепаратизма едва ли не в первую очередь все чаще дает современная Европа – точнее, «большая Европа», охватывающая постсоветские государства Европейского континента и Россию. Один такой казус – Приднестровье, где солидарный импульс к сецессии у населения региона создала не этничность и уж точно не идеология этнического национализма, а, напротив, неприятие румыно-молдавского этнонационалистического унионизма. Новое яркое проявление регионального сепаратизма – вооруженный украинский конфликт 2014 г., который также не описывается в преимущественно этнических категориях.