Акты отчаяния

Я впервые жила с мужчиной, впервые делила с ним спальню. Как ни странно, мы не составили никакого плана, не распределили между собой обязанности. Откуда каждый из нас рассчитывал узнать, как часто другой захочет заниматься сексом? Как мы собирались решать, кому спать ближе к окну? И как получилось, например, что вся готовка по умолчанию оказалась на мне? Как вышло, что нечто настолько важное, насущное и необходимое, как еда, превратилось в обязанность, которую я охотно взяла на себя ради него, а он охотно мне уступил?

Это решение было самым логичным. Я хорошо готовила, а он нет. Мне приходилось беречь фигуру, а ему нет. Я чувствовала вкус, а он нет – не совсем, не вполне. К тому же я всегда терпеть не могла полагаться в этом вопросе на других. Меня пугает перспектива зависеть от чужих прихотей и есть то, что не всегда сочетается с моими планами на день. У Кирана подобные опасения отсутствовали, для него пища была необходимостью, и если она была съедобна, то большего и не требовалось.

Я оценивала еду, исходя из двух критериев:

а) нравится ли она мне на вкус;

б) сделает ли она мое тело толще.

Кирана не заботило ни то ни другое. Его суждения выносились исключительно на моральной основе. Его во всем привлекала простота. Если бы его большое мужское тело не требовало калорий, он предпочел бы каждый вечер ужинать огромной миской петрушки, приготовленной на пару.

Мои отношения с едой были куда запутанней и сложнее. Да, они были напряженными, но иногда и счастливыми: я кидалась на еду, отказывалась от нее, боролась с ней, жертвовала ею, ставила на ней крест.

В годы моего подросткового праведного голода я научилась готовить, это стало почти священнодействием. До тех пор я могла только отвергать или поглощать еду, которую давали мне другие, – смятые сэндвичи на дне школьного рюкзака, пропущенные завтраки, выблеванные спагетти, куриные бедрышки, мумифицированные туалетной бумагой и похороненные в комоде в спальне, пока не завоняются.

Я научилась готовить, и все изменилось. Я больше не была обыкновенной капризной школьницей, которая не желает быть умницей, широко открывать ротик и кушать. Я сама выбирала, какие блюда приготовить, знала их состав и могла их есть. Я нарезала соломкой перец, морковь и зеленую фасоль и жарила их с капелькой оливкового масла, варила на пару сахарный горошек, пока кожистые стручки не расходились по бокам, и закидывала его в рот, сидя перед телевизором, словно попкорн.

К тому моменту, как мы съехались, я давно перестала заморачиваться на еде. Когда я повзрослела и снова разрешила себе нормально питаться и набирать вес, во мне что-то сломалось. Признаться себе в предательстве своего худого «я» было слишком стыдно, поэтому я попросту отказалась задумываться о том, что я ем. Чтобы выжить, мне пришлось перестать гонять по тарелке кусочки розового яблока, убеждая себя, что они так прекрасны, что их просто нельзя съесть. Я заставила себя отказаться от веры в то, что потребление пищи способно изменить мое тело, – в противном случае мне пришлось бы отказаться от еды.

Когда я начала готовить для Кирана, ощущение священнодействия вернулось, и я не сопротивлялась ему, ведь готовила я не для себя.

Живя с Кираном, я поневоле начала относиться и к себе по-человечески, что мне не удавалось, пока я жила одна.

В то время я устроилась администратором в стоматологическую клинику и проводила обеденный перерыв за своим столом, читая и переписывая рецепты, пока не останавливалась на каком-нибудь одном.

По пути домой с работы я заглядывала в хороший продуктовый магазин – тот самый, где мы покупали яблоки для наших прогулок, – и выбирала ингредиенты. Я бродила по светлым, уютным, заполненным людьми проходам, проводя рукой по дорогущему оливковому маслу, сушеным водорослям, редким сортам меда.

Я плавно вела тележку мимо рыбного прилавка, беззвучно произнося названия неизвестных мне созданий. Я покупала у мясника оленину и, получив из его рук сверток, ностальгически перевязанный коричневой бечевкой, сглатывала при виде цены. Я с нежностью и гордостью подбирала продукты для каждого блюда, представляя, как он его ест.

Раньше мне и в голову бы не пришло делать там покупки. Прежде я отоваривалась уцененкой в «Лидле» и обходилась завалявшимися в кухонном шкафу консервами, но сейчас моя жизнь начиналась с чистого листа, и я закупалась для нее под высокими потолками дорогого магазина.

Пройдет немало времени, прежде чем я возненавижу эту часть нашей жизни. Она закончилась одной из последних.

Наряду с сексом готовка была для меня способом загладить свою вину, в чем бы ни состояло очередное мое прегрешение.

Киран не требовал и не ждал этих компенсаций. Я предлагала их инстинктивно. Угощение, особенно затейливое в дни, когда он был мной недоволен, являлось ритуальным подношением.

После трапезы, если мне удавалось еще и заняться с ним сексом, все налаживалось. Когда мы занимались сексом, он, сам о том не ведая, меня прощал.

3