Я запомнила последнее блюдо, которое приготовила для него, прежде чем все изменилось навсегда, потому что оно получилось настолько красивым, что я его сфотографировала: розовые раковые и крабовые шарики, посыпанные черным кунжутом и артистично разложенные на листьях латука, с соусом из лаймового сока, чили и ложки авокадо. Когда я делала фото, на экране телефона появилось сообщение о звонке мужчины, другого.
4
Было время – теперь-то я понимаю, что очень скоротечное, почти мимолетное, – когда мне казалось, что мы преодолели все мерзости, предшествовавшие нашей совместной жизни.
До того, как мы начали ссориться всерьез, Киран в худшем случае выговаривал мне: «Зачем ты оставляешь в ванне мокрую мочалку? Хочешь, чтобы она протухла?» Он шутливо журил меня, грозил пальцем и швырялся мочалкой в меня через всю комнату.
Я взвизгивала и, швырнув мочалку обратно, со смехом убегала в спальню. Из коридора слышались шаги, и Киран, топая, словно мультяшный злодей, распахивал дверь, кидался на меня, поднимал как пушинку, бросал на кровать и щекотал. Мы боролись, пока не начинали задыхаться от хохота, а потом засыпали, обнявшись.
Мы постоянно вместе дремали, чаще всего напялив кучу свитеров в нашей ледяной постели. Квартира была старая, с высокими потолками, батареи свистели, но не согревали. На стенах выступали капельки воды, а по потолку в ванной угрожающе расползалось темное пятно.
После ужина, когда Киран доделывал взятую домой работу, мы часто отправлялись прямиком в постель. Надевали несколько слоев – термобелье, пижама и старые треники – и смеялись над собой, зарывшись под одеяла, смотрели детективы и фильмы ужасов.
Я жила ради этих вечеров, когда мы, дрожа от холода, прижимались друг к дружке, чтобы согреться. Укрывшись от холода в нашем маленьком дворце, мы забывали дневные заботы, оставались одни в целом мире.
Я целовала крошечные вены на его трепещущих веках, губами согревала кончик его носа, а потом он наклонялся, и мы с чувством священного единения соприкасались лбами.
Я даже сейчас думаю, что если бы могла жить вот так, без житейской суеты, друзей, семьи и работы – если бы удалось свести всю мою вселенную к нашим жарким телам, спаянным воедино в ледяной кровати, – то по-прежнему была бы счастлива.
5
Затем наступил май, и по утрам наш новый дом заливал слабый золотистый свет. В выходные мы просыпались поздно и, позевывая, болтали за чашкой кофе до самого обеда, а потом покупали газеты и выпечку и читали на диване, переплетясь телами и рассеянно поглаживая друг друга.
Время от времени я после работы вместе с друзьями шла выпить бокал вина, а иногда, по воскресеньям, в кино, но никто из них не бывал у нас в гостях. Я любила их отстраненно, мне хватало отношений на расстоянии, редкой переписки и коротких встреч на днях рождения. Мне было перед ними стыдно, а им при мне – неловко. Я знала, каково их мнение о Киране, понимала, что оно небезосновательно, и не хотела еще больше унижаться, пытаясь их переубедить.
По правде сказать, мне было плевать на их мнение, тем более что самого Кирана оно вовсе не волновало.
– Я тут встретил твою подружку Кристину, – с усмешкой говорил он, вернувшись с работы. – Похоже, я ей не нравлюсь, да?
Я смеялась, закатывала глаза и отвечала что-нибудь расплывчатое и утешительное: «Ой, ну ты же ее знаешь». Наличие общего врага внушало мне приятное чувство защищенности.
То же самое я чувствовала, когда он брюзжал по поводу грубого коллеги или водителя, подрезавшего его на дороге. Поначалу я старалась успокаивать его и менять тему, ведь сердиться на такие вещи совершенно бессмысленно. Стоит ли кипятиться из-за этих мелких обид, если они неизбежны, как погода? Но потом я поняла, что безопаснее занимать его сторону. Если я присоединялась к его возмущению и жаловалась на то же, что и он, мы становились союзниками. Он начинал считать меня не частью мира, который так его разозлил, а частью собственного маленького мирка, который мы могли вместе построить у нас дома.
В офисе, на своем рабочем месте, я была компетентна и эффективна, но не потому что страдала честолюбием, а лишь по той причине, что мне была нужна приличная работа, чтобы поддерживать образ жизни, которого я хотела для нас с Кираном. Я отсиживала рабочие часы, не особо напрягаясь, и не уставала удивляться тому, как мало реальной работы делается в офисах.
Я справлялась со своими задачами, даже посвящая обязанностям всего пару часов в день. Постепенно я заметила, что моя сверхчеловеческая способность тратить время впустую не уникальна и все мои коллеги читают рецепты, пишут письма друзьям и исчезают на часовые перекуры под предлогом деловой встречи.
Моя настоящая, техниколорная жизнь начиналась по вечерам, когда я отпирала дверь нашей квартиры. Все, что оставалось за порогом, тускнело и теряло значение в точном соответствии с моими надеждами и ожиданиями.