И если Питер когда-то хотел посмотреть своему мальчику в глаза, попросить прощения и сказать, что в те годы он был молод, напуган и мало что понимал; если он хотел взять за руку Кирана, методично выдергивавшего нитки из рукава во время встреч с отцом, и сказать: «Бросив тебя, я не стал счастливым. После своего бегства я не знал радости. Мне жаль, что я не сумел о тебе позаботиться, жаль, что так этому и не научился»; если он хотел обхватить Кирана, прижать к себе и сказать: «Я всегда буду твоим отцом. Я не только зачал тебя, с твоим рождением в моем сердце появился уголок, который всегда будет принадлежать тебе», – если он и хотел чего-то в этом духе, то опоздал.
Когда мой папа был маленьким, у его школьного товарища умер отец, и папа вбил себе в голову, что то же самое скоро случится и с его собственным отцом. Вечером он уселся на дороге к их дому в новом поселке для богатеющих синих воротничков и стал ждать с работы отца. Он впивался зубами в свои маленькие кулачки, теребил рукав колючего школьного свитера и отчаянно молился, чтобы папа поскорей появился из-за поворота, улыбнулся своей широкой заразительной улыбкой, подхватил его на руки и понес домой.
Примерно в том же возрасте я пела в церковном хоре, радовалась, когда мне доставались сольные партии, и благочестиво закрывала глаза во время любимых гимнов – тогда я еще не потеряла веру. Однажды вечером на мессу должен был прийти мой папа; мне дали целый куплет, но служба шла своим чередом, а папа все не появлялся. Я постепенно впадала в панику и вскоре беззвучно расплакалась прямо на хорах, держа глаза широко раскрытыми, чтобы прихожане ничего не заметили. Пока я пела соло, по щекам у меня текли слезы, а когда месса кончилась, я согнулась пополам, вдавила кулаки в глазницы и зарыдала взахлеб в полнейшей уверенности, что папа умер.
И тут ко мне подскочил папа – оказывается, все это время он стоял в заднем ряду, поскольку опоздал из-за пробок, – схватил меня в охапку и тысячу раз повторил, что все время был тут, я его просто не заметила.
По сравнению с Кираном мне крупно повезло: я боюсь лишиться отцовской любви, а он страдает от полного ее отсутствия.
2
Приближался ежегодный мартовский корпоратив, и я мечтала как следует набраться. В последнее время я пила умеренно, не давая Кирану повода для чего-то большего, чем раздраженные взгляды.
Я долго была хорошей. Теперь же чувство, регулярно возникавшее у меня до нашего знакомства, – неуемная, стремительно растущая потребность в грязном ночном загуле – вернулось. Похоже, все это время оно крепло у меня внутри.
За несколько дней до корпоратива я купила серое платье в облипку с узлом на животе и вырезами, подчеркивавшими изгибы талии, а еще новую косметику, с которой экспериментировала вечерами до прихода Кирана. Я стала меньше есть, чтобы чувствовать себя легкой и энергичной.
После работы наш коллектив из сорока человек собрался в большом безликом клубе на Харкорт-стрит. Я накрасилась и переоделась в туалете еще с несколькими молодыми женщинами, и все они то ли восхищенно, то ли насмешливо ахнули, уставившись на мой прикид. Я и впрямь вырядилась. В таком виде я когда-то ходила на вечеринки, где выступали знаменитые диджеи, и на концерты к парням, с которыми надеялась переспать, – полная грудь, сексуально выпирающая из платья, высокие каблуки, эффектный, агрессивный макияж. Я купалась во внимании, надеялась, что они мне завидуют, и наслаждалась мимолетным чувством превосходства.
В клубе я опрокидывала в себя один запотевший бокал пино гриджо за другим и беззаботно перемещалась от компании к компании, чтобы взять очередной бокал. Я болтала с почти незнакомыми коллегами, удивляя всех, включая себя, остроумием, обаянием и наблюдательностью. Ничто не раскрепощает лучше, чем алкоголь.
Часам к десяти, когда начальство разъехалось, я уже вошла в стадию острого голода, острой потребности. Сердце стучало быстро и радостно, слова лились легкомысленным потоком. Я беспрестанно курила, переключилась на крепкие напитки – я пребывала в состоянии, когда хочется испачкаться, заглотить порошка, обжигающего горло, как хлор, когда вся превращаешься в желание.
Когда я танцевала, айтишник, с которым я до того момента и словом не перемолвилась, подошел ко мне сзади и положил ладони на мои голые бока. Я вздрогнула, повернулась к нему и со смехом стряхнула его руки. Это был розовый потный коротышка лет на двадцать старше меня, с блестящими от геля волосами.
– Разве у тебя нет парня? – спросил он.
– Есть, – растерянно ответила я.
Он наклонился и шепнул мне на ухо:
– Тогда какого хера он выпустил тебя в таком виде? – Проведя своей мерзкой лапой по моей заднице, он грубо сжал ее и быстро отошел. Я не успела ни завизжать, ни оттолкнуть его.